ПЕСНЯРЫ.com - Сообщение форума: Песняры

ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: "И ВДРУГ ПОДХОДИТ САМ ТУХМАНОВ!.."
  Евгений Гаврилов: – Владислав Людвигович, как прошли ваши выступления вчера (разговор состоялся 24 марта - Е.Г.) в Кремле? Что это был за концерт?
  Владислав Мисевич: – Это был концерт, посвящённый 40-летней эстрадной деятельности Тото Кутуньо. А, как оказалось, у него такой багаж, что вся Европа его поёт. Проект состоял в том, что часть репертуара пел он сам: с хором, оркестром. А часть номера, получалось через номер, делалось с российскими исполнителями. Мы были единственными из Белоруссии. Мы исполняли их в разной форме, но все песни очень популярные и заканчивали первое отделение. В нём не было песни, чтобы люди не знали с давних пор.
  – Есть ли сегодня новые сдвиги в проекте «БП» - Элтон Джон? Почему решено было выбрать именно этого композитора и певца? Кто предложил?
  – Это связано с одной фирмой, с которой мы делали концерт в Театре Эстрады. Это была её инициатива. Директор этой фирмы лично знаком с Элтоном Джоном, и это было его предложение. У нас были концерты весной прошлого года. Он сказал: «Ребята, под Новый год у нас проект: привезти Элтона Джона. Не хотели бы вы с ним исполнить что-то вместе?» Естественно, мы не отказались. И тут же выбрали песню вместе с ними – «Берёзовый сок». Записали и отослали ему, чтобы он её послушал. Получили от Элтона Джона положительный отзыв: мол, когда придёт время, мы дадим знать, вернёмся к этой теме.
  Но у нас сорвались гастроли, наш очередной весенний концерт в Театре Эстрады должен был быть в марте. Они утверждают, что это не по их вине. Похоже на это. Теперь всё перенесли на осень, но к этой теме уже не возвращаются.
  Поэтому, когда подвернулась возможность спеть с Тото Кутуньо, мы согласились и сделали с ним две песни, об этом не жалеем. Вчерашний концерт был без съёмок, а сегодня со съёмками. Публике понравилось, была интересная атмосфера, потому что это  другая культура - и человеческая, и музыкальная. Ощущение после концерта совершенно другое, нежели сборные концерты с нашими российскими исполнителями.
  – Владислав Людвигович, на дисках, выпущенных «БП», нет «Берёзового сока». Почему вы не включили его в сборник? С чем это было связано?
  – У всех есть «планов громадьё». Мы не исключение. Концерт, который не состоялся с Элтоном Джоном, был совмещён с выпуском очередной пластинки. Мы готовились к этому, начали кое-что включать в программы для обкатки. Ставили на концерте то, что планировалось использовать при записи пластинки. А поскольку концерт отодвинулся, мы не стали спешить, тем более было много другой дополнительной концертной работы.
  А тут ещё у нас за несколько лет работы в Москве накопилось много песен от авторских концертов советских композиторов: Богословского, Блантера. Сейчас мы с Тото Кутуньо спели две песни: одна из них -  Фрадкина «Весна на Заречной улице». Вчера получился прекрасный номер, Кутуньо расцеловал нас и пожимал руки.
  Так вот накопилась целая пластинка подобных песен. Мы подумали, примерили: почему не выпустить пластинку? Появляется песня – смотрим, она уже почти готова к записи. Есть предложения от Бабаджаняна, у которого состоится целый концерт. Подождём его песни, которые он нам предложит спеть на его концерте.
  И вот тут мы вспомнили о «Берёзовом соке». Он наверняка в эту пластинку войдёт. Дело уже решённое. Остаётся дописать ещё что-то. В ряду этих песен «Берёзовый сок» займёт достойное место. Есть уже записанные варианты. Но это будет другая версия, нежели та, которую мы проектируем для концерта с Элтоном Джоном. Дай Бог, чтобы он состоялся.
  – Владислав Людвигович, решился ли вопрос о приобретении новой окарины взамен утерянной? Пробовали использовать компьютерные эффекты?
  – При необходимости подобный электронный звук находится элементарно, но интересен сам вид инструмента. Когда мы были в Чехословакии, мне там подарили профессиональную окарину, но в другой тональности, нежели мы поём «Беловежскую пущу». Поэтому поиск продолжается. Неактивный, поэтому я дублирую это на флейте.
  Дело в том, что окарина – такой инструмент, как рожковый русский оркестр, где каждый рожок играет в своей тональности. Оркестр состоит из разных тональностей. То же самое – окарина. У неё очень маленький диапазон, и в пределах своего строя она  играет свои партии. Надо подыскать подходящую. По-моему, окарина у меня была фа-диез.
  – Окарина, которая утеряна, появилась до исполнения «Беловежской пущи»?
  – Естественно. Когда мы были в Кишинёве, я купил её у известного молдавского мастера. К сожалению, забыл, как его звали. Часто с ним потом за рубежом встречались, когда были в Молдавии. Я ему заказывал сопелки, дудочки – они интернациональные - и покупал. Он и предложил мне окарину: «А вот такой инструмент у тебя есть?» Я взял и за небольшие деньги у него купил.
  Окарина считается народным инструментом у немцев, восточных славян, молдаван. У неё особый лесной звук. Когда она появилась, аранжировку «Беловежской пущи» делал Анатолий Гилевич. Была написана партия, искали тембр. Тогда же не было столько синтезаторов, как сегодня. Были скрипки, дудочки и прочие народные инструменты, попробовали их. Но идея соло на окарине была, по-моему, Владимира Мулявина: «У тебя там была окарина – попробуй». Тональность окарины случайно совпала с тональностью, которая была удобной для вокалиста Дайнеки.
  Я помню, как записывали её на «Мосфильме», эта была известная запись с Дайнекой. А звукорежиссёром был тогда такой мэтр, у которого все московские звукорежиссёры тогда ходили в учениках. Он был главным звукорежиссёром на «Мосфильме» и одновременно работал в Кремлёвском дворце. И когда мы записали «Беловежскую пущу», он обнял меня и сказал спасибо за возрождение новых инструментов, хотя это была не моя заслуга. Я купил её для коллекции, а вот использовали Мулявин и Гилевич.
  И вот основная запись, которая звучит всегда на радио – эта та, сделанная Бабушкиным. Уже потом мы с его учениками писали другие пластинки на «Мелодии».
  – Видимо, такова судьба - потерять её?
  – Оставил и её, потерял в Подмосковье, в Королёве. Мы иногда туда приезжаем, и я у директора спрашиваю: «Ну, как? Не нашлась?» - «Нет, нет, дорогой». Я оставил её за кулисами. Некуда было положить, и положил её на рампу. А кто-то положил её в свой музей.
  Она глиняная, сколько раз у меня падала, кололась, её склеивали. Помню, мы были в ГДР, и она раскололась до такой степени, что я уже распростился с ней. А полковник, командир полка, где мы работали (а мы давали концерты по частям), сказал: «У меня есть такой умелец, который и не такое склеивал». И тот склеил её по мелким частям, практически восстановил! А я уже хотел проститься с ней. После того случая она служила мне до последнего момента.
  – Владислав Людвигович, первая песня, которую я лично узнал в исполнении «Песняров», это песня «Наши любимые». Есть ли своя история у этой песни?
  – Это было тогда, когда мы в 1970 году победили на IV Всесоюзном конкурсе артистов эстрады. Почему IV? В первом, по-моему, участвовали ещё Менакер, Миронова. Райкин, может быть, во втором. Конкурс представлял собой серьёзное испытание, и много дал известных артистов. Но проводился нерегулярно.
  Эстрада тогда пользовалась сомнительной репутацией. Поэтому за все годы советской власти в 1970 году был только четвёртый конкурс. Перерыв между третьим и чётвёртым был лет шестнадцать. Так что попасть на него – шанс выйти на большую эстраду. И наша известность пришла именно с этого конкурса, когда мы в результате этой борьбы с Лёвой Лещенко заняли второе место. Первое тогда никому не присудили.
  Конкурс разделялся для артистов оригинального жанра: циркового, речевого, конферансье. Кстати, там получили лауреатство Петросян, Роман Карцев и Ильченко. Особенно вторые – выдающиеся артисты... Ну, и Петросян... как бы не последний тоже.
  А мы вместе разделили с Лёвой первое место. Но неожиданно, надо сказать, для себя. Нас отпустили на конкурс потому, что мы аккомпанировали первой жене Мулявина – Кармальской, ныне покойной. У неё был редкий жанр – художественный свист. И мы ей аккомпанировали - номера в жанре циркового искусства, оригинального жанра.
  Но она «срезалась» где-то во втором туре. А мы между тем подготовили свою программу. И нас включили в вокальный жанр. Тогда не было отдельно вокально-инструментального жанра и отдельно вокалистов. Нас всех смешали в этот жанр. Ведь Лёва – это же вокалист, а мы – ВИА, но участвовали в одном конкурсе.
  Видимо, это было сознательно сделано, потому что мы в отличие от Лёвы и тех, кто тоже там участвовал, но ничего не занял, профессиональных вокалистов – непрофессиональные. Шансов у нас не было практически никаких. Но случилось казавшееся невозможным. Председателем жюри тогда был Эдуард Хиль - наш «крёстный папа».
  Мы жили на ВДНХ в гостинице, как все провинциалы. Хотя, если оценивать то, что мы привезли, тот репертуар, который мы показали на конкурсе, то мы с ним уже работали года полтора или два. Он был обкатан хоть и на колхозных, но на площадках. Мы пели, имея кумирами «Битлов» и прочее. Тогда уже это движение начиналось. Уже существовали «Поющие гитары», молдавский «Нарок» (мы даже были знакомы с ним).
  И вот когда мы неожиданно для себя и для всех победили в этом конкурсе, к нам, просто обалдевшим от счастья, вдруг стали подходить столичные композиторы. И первым, кто подошёл, был Давид Тухманов со своей женой. Она у него такая активная, имела определённое руководящее или направляющее влияние.
  А у Тухманова и Ободзинского были самые популярные песни. Тухманов на тот момент был самым выдающимся композитором. Мы, ещё не работая «Песнярами», встречались с ними на маршрутах и видели, как они работают, каким пользуются бешеным успехом. Песни Тухманова звучали по радио. Я упоминал Бабаджаняна, но он, по-моему, тогда уже умер, или уже тогда слава Магомаева несколько склонилась.
  И вдруг подходит сам Тухманов! И этот легендарный композитор предлагает что-то из своего репертуара. Сначала, конечно, знакомится и предлагает сотрудничество. Это было первое такое потрясение, которое, думаю, и Мулявин тоже испытал, - некоторое смятение, радость и удовольствие. Все закивали головами, естественно.
  И потом, они переговорили подробности с Мулявиным, кажется, ещё кто-то был. Тухманов предложил чуть ли не в фойе или где-то за кулисами некоторые вещи, которые у него не имели адресата. Он их или не предлагал, или предлагал, но от них отказывались – свободные песни. Среди них Володя и выбрал «Наши любимые».
  Эта была первая песня, предложенная «Песнярам» сразу после победы. Ещё не было общей известности, была только известность в Театре Эстрады.
  А когда телевидение стало транслировать это, то пошло...
  У нас был свой белорусский репертуар, исполняли такие песни, как "Чаму ж мне не пець?", "Ой, рана на Iвана", "Ты мне вясной прыснiлася", "Темная ночь", "Хатынь" - ориентация была на фольклор. В турах мы пели белорусские песни, белорусских авторов, Лученка. А вот с первым известным композитором, с которым мы стали работать – был Тухманов. Тогда уже гремела его пластинка «По волне моей памяти». Это уже потом пошли и другие: Шаинский, Фельцман.
  Записали мы эту песню быстро. И она так же быстро стала известной. Хотя мы ей сильно не придавали значение. Уже будучи «Белорусскими песнярами» мы сделали другую версию (Володи не было), чтобы не повторяться. И тоже её поём на концертах. И достаточно успешно. Она включена в одну из наших пластинок. Хоровая версия.
  – Вы познакомились с Владимиром Георгиевичем Мулявиным ещё когда служили в армии. Как складывались ваши отношения с ним в начале творческого пути?
  – Не потому, что его уже нет, я скажу только хорошее. В наших отношениях были разные моменты, но они были настолько длинными! Он ни с одной из своих жён столько не жил, сколько мы с ним проработали. Встретились мы с ним в 1964 году, когда меня и его призвали на срочную службу. Но он был старше на четыре года, работал уже тогда на профессиональной эстраде, и поэтому его вовремя просто не смогли технически призвать. Хотя он служил юнгой в Калининграде - был у него в биографии такой интересный момент, но потом ушёл оттуда, поиграл. Поэтому его призвали позже.
  Он служил в ансамбле танца, а я и Демешко служили в оркестре штаба БВО (Белорусского военного округа). А Тышко Лёня – это всё люди из первого состава - тоже служил с ним. Пианист Игорь Жуховцев служил у меня, он меня с ним и познакомил.
  Мы с ним всё равно бы познакомились, потому что у них репетиционная база была в Доме офицеров. И у нас там была репетиционная база, где мы проводили много мероприятий, концерты, танцы играли. Вот там мы и познакомились с Владимиром Мулявиным.
  Он уже тогда был зрелым музыкантом, до армии прошедшим школу профессиональной эстрады. Я же был ещё «зелёный», начинающий саксофонист. По профессии я кларнетист, но последние (три года был призыв) полтора года в армии играл на саксофоне.
  Когда мы на танцах познакомились, начались контакты: покурить, выпить стакан чаю и поиграть на танцах. А танцы тогда позволяли играть в другом жанре - не марши и полотна симфонические, а нечто другое. Исполнять просто популярные песни.
  Мулявин их аранжировал, он знал вокал, поскольку он работал в ансамбле песни и танца, в различных квартетах. Вокальный жанр ему был не чужд, сам он делал аранжировки для таких составов и сам же пел. Хотя был лидер-гитаристом. Он - единственный среди нас, которые были впоследствии в составе, имел навыки вокала и мог сказать что и как. Я же был духовик.
  Мы учились ставить дыхание, петь. У него в том числе. Вокалисты же, которые нам аккомпанировали, имели своих учителей.
  После того, как началось наше знакомство, оно продолжалось долго-долго. Финал, правда, был не очень хорошим...
  Вокал был необходимостью, потому что мы решили попробовать себя в жанре коллектива, которому мы поклонялись, как и миллионы других музыкантов и не музыкантов – «Битлз». Но как назвать их музыкантами – немузыканты, ведь первые их опусы были не очень-то профессиональны. Но не это главное было у них. А то, что они сочиняли, и то, что привнесли в эту музыку. У них рок, хотя я не вижу там много рока. Просто популярная музыка, включающая в себя всякие элементы – там есть какие-то классические интонации. Много разной музыки можно услышать.
(продолжение следует)