Песня и её создатели

[Eugene MAGALIF]

ДАНЧИК

   Редчайшее совпадение, когда в одном человеке соединяются и красота, и талант, и ум, и интеллигентность. Многие считают, что такого не бывает. А вот бывает. И пример тому – Данчик.
   Когда я услышал его чудесный голос, я был буквально очарован. Когда увидел его фотографии – представил, сколько девушек должны были по нему сохнуть. Когда познакомился с ним лично – был покорён его воспитанностью, мягким юмором, добротой, интеллигентностью. Данчику Бог дал таланты в разных областях. Он закончил университет и стал журналистом, сейчас руководит Белорусским отделом радио «Свобода/Свободная Европа» в Праге. Говорит и поёт на нескольких языках. А голос – просто божественный. С таким голосом он мог бы покорить весь мир в своё время. Но покорил лишь Белоруссию, хотя и это немало.
   Данчик родился в США и впервые посетил Белоруссию – страну, где родились его предки по материнской линии, – уже взрослым. Мама его Юля и бабушка Янина происходили из очень известной семьи, мужские представители которой после русской революции 1917 года недолгое время были руководителями буржуазной Белоруссии. Папа Данчика – Павел Андрюсишин – украинец. Родители привили Данчику любовь к обеим странам, но особое влияние оказала на него бабушка. Недавно она умерла, немного не дожив до 95 лет. Ещё пару лет назад она сама ездила к Данчику в Прагу, проведывала любимого внука. Ещё прошлым летом мы с ней несколько дней общались, когда с женой в который раз гостили на даче Андрюсишиных в Кэтскильских горах. Бабушка Янина с удовольствием ела моё жаренное на углях мясо и пойманную мною же рыбу. А на её девяностолетии, которое отмечали в Украинском центре в Манхэттене, я имел честь играть. Тогда же она с восторгом вспоминала, как ела в нашем доме приготовленную мною шпигованную баранину и уверяла, что никогда вкуснее не ела. А как интересно было с нею говорить, слушать её рассказы о войне, о спасённых ею евреях в оккупированном Минске. Бабушка для Данчика была самым почитаемым человеком. Всегда весёлая, любившая пошутить, она сама удивлялась тому, что так долго живёт. Помню, сказала: «А чорт яго ведае, чаго я так доўга жыву?» Сказано это было, правда, в период, когда папа Данчика болел раком и до его смерти оставалось уже не так много времени.
   Павел был красивым мужчиной, немногословным, умеющим слушать собеседника. Ему сразу как-то хотелось довериться: он производил впечатление человека сильного и справедливого. Да таким и был, почему я сказал «впечатление»? Просто мы с ним меньше разговаривали, чем с мамой Данчика. В последний наш приезд к ним на дачу папе было нехорошо, мне пришлось везти его в местную больницу на процедуры. Ему ничего не хотелось есть, но всё же он съел кусочек пойманного мною судака.
   Папу Данчика и бабушку похоронили на Белорусском кладбище в городе Ист Брансвике, в городе, где я живу.
   Сказать, что мама Данчика Юля чудесная женщина – слишком мало для её характеристики. Она уважаема и обожаема и мной, и моей женой Таней. Вот с кем можно вести нескончаемые разговоры о самых разных интересных вещах. С ней можно было и покурить, и рюмочку вина выпить. Юля всегда нас приглашает погостить на даче, и мы почти каждый год на пару дней туда едем.
   Дача находится в горах, примерно в двух часах езды от Нью-Йорка. Небольшой дом расположен на просторном участке, часть которого занимает прекрасный лес. На одном из деревьев всегда висит доска с надписью «МОЙ РОДНЫ КУТ». Старая доска как-то сломалась, прогнила, так я пару лет назад сам сделал новую и подарил им. Павел повесил её на цепи меж двух деревьев.
   Летом на даче постоянно бывают гости, нескончаемый поток и местных знакомых и друзей, и гостей из Белоруссии.
   Познакомились мы с Данчиком сначала заочно, благодаря моим песням. Увиделись с ним в его первый приезд в Белоруссию в 1989 году. А когда я приехал в США в Октябре 1990 года, мы увиделись через три дня после моего приезда на концерте в зале Белорусского Центра городка South River, в котором живут довольно много белорусов. На концерте выступали Данчик и поэт Соколов-Воюш. Но, поскольку я приехал, меня попросили выступить тоже, и я спел несколько своих песен. Зал был полон, помню в первом ряду сидел мой бывший начальник – поэт Геннадий Буравкин с женой. И конечно же, я спел обе своих песни на его стихи. Там же был журналист и писатель Янка Запрудник, работавший в то время заведующим корпунктом «Радио Свободы» в Нью-Йорке. Он делал запись концерта и наговаривал на диктофон заметки себе для памяти. Потом он мне дал послушать. Обо мне он сказал примерно следующее: «Приглашают на сцену композитора Магалифа. Магалиф поднимается на сцену – крупный, высокий, с лысиной». Потом Запрудник не раз брал у меня интервью для радиостанции и платил мне за него деньги, что было для меня в то время большим подспорьем.
   На первом моём выступлении я так волновался, что с испугу обратился к аудитории со словами: «Дарагiя таварышы!» До сих пор мне неловко за это. Потом я сообразил, какую сморозил глупость, и в процессе общения употреблял слово «спадары», однако некоторое шушуканье зала после моих слов всё же имело место. Но приняли меня чудесно, я приобрёл не только новых знакомых, но и друзей. Белорусы South River'а в дальнейшем меня приютили и очень помогали на первых порах и мне, и приехавшим через некоторое время жене и детям.
   Я приехал в США 25-го Октября, а концерт был 28-го. И в этот же день в Минске одновременно по Радио и Телевидению в передаче «Премьера песни» звучала моя новая песня на стихи Сергея Соколова-Воюша «Два Полацкi». То есть в один и тот же день прошла по-настоящему мировая премьера. У этой песни вначале появилась мелодия. Я проиграл её Соколову-Воюшу, который приехал ко мне в гости, мы сделали ритмический остов – и к утру песня была готова. Песня называется «Два Полацкi» потому, что она о Полоцке в Белоруссии и о Полоцке в США (в Кливленде район, где живут белорусы). В Белоруссии её записал Игорь Кочегаров, а потом в США – Данчик, на ту же самую фонограмму. Аранжировку делал Анатолий Лях. Потом эта песня вошла в альбом Данчика «Мы яшчэ сустрэнемся».

----
Белорусским музыкантам, несмотря на поддержку телевидения и радио, к сожалению, пока не дано зарабатывать столько, сколько зарубежные звёзды, и пить коктейль за 300000 рублей. И это печально, ведь только состав коктейля "Маргарита" или "Куба либре" приведёт в восторг звезду любого уровня.

[Eugene MAGALIF]

Фото бабушки Данчика Янины в 2004 на даче.

[Eugene MAGALIF]

Запись альбома «Мы яшчэ сустрэнемся».

   Через некоторое время по приезде в США, мама Данчика Юля дала мне $1000.00 на покупку синтезатора. Произошло это в «Метрополитен-Опере», куда она меня пригласила на спектакль. Кстати, мы с Данчиком вместе смотрели на Бродвее «Phantom of the Opera», а в «Метрополитен-Опере» я с Юлей был не раз.
   Почему Юля дала мне деньги, я описывал в своей «Сказке про Музыканта, Князька, Прыгалку и Принца». Сейчас лишь коротко поясню, что эти деньги были собраны для меня группой местных белорусов.
   Я добавил к этой сумме ещё денег и купил себе хороший инструмент – «KORG-M1». В то время это был один из лучших синтезаторов. Когда я его немного освоил, Юля попросила меня помочь Данчику записать новый альбом с песнями на белорусском языке. Предполагалось, что в него войдут и мои песни.
   Песни для альбома выбрать было нелегко, поскольку нужно было учитывать мнения и пожелания по крайней мере четырёх человек: самого Данчика, его мамы и бабушки и, в какой-то мере, мои. Альбом писался с расчётом на удовлетворение разных людей. Бабушка хотела, чтобы была песня на стихи её подруги – поэтессы Натальи Арсеньевой; мама хотела услышать в исполнении сына молитву «Магутны Божа». Обязательно должен был быть вальс «Вечар над Шчарай», поскольку семья была знакома с его автором (вальс сочинён в военные годы). Белорусская композиторша Валентина Серых атаковала Юлю своими просьбами, чтобы Данчик исполнил её песню, поэтому мама хотела видеть на пластинке и песню Серых. Не могло не быть и песен на стихи Соколова-Воюша, чудесного поэта и друга – и Данчика, и моего. Семья также дружила с поэтами Геннадием Буравкиным, бывшим в то время послом Белоруссии при ООН, и Сергеем Граховским, поэтому песням на их стихи нужно было найти место. В общем – никого не хотелось обижать, поэтому так труден был отбор.
   Памяти моего синтезатора не хватало, конечно, поэтому мне пришлось купить секвенсер и научиться им пользоваться. Как я умудрился сделать аранжировки примерно за месяц, да при этом много работая на основном месте –  в компании «Шанель» – до сих пор удивляюсь. С секвенсером я расстался сразу после записи пластинки и тотчас же напрочь позабыл, как им пользоваться.
   Итак, определился окончательный список песен альбома – и я начал работать над некоторыми аранжировками. Из четырнадцати песен в альбоме – пять моих. Аранжировок я сделал – девять. Остальные песни уже существовали в записи.
   Перечислю песни и их авторов.
Сторона 1.
   «Пагоня»    Муз. –  Н. Куликович, сл. – М. Богданович. Аранж. – Е. Магалиф.
   «Чароўная Ганна»    Муз. и сл. – С. Соколов-Воюш. Аранж. – Е. Магалиф.
   «Туманы»      Муз. – Е. Магалиф, сл. – С. Соколов-Воюш. Аранж. – В. Ткаченко.
«Мы яшчэ сустрэнемся»    Муз. – В. Серых, сл. – М. Ясень. Аранж. Е. Магалиф.
   «На апошняй вярсце» Муз. – Е. Магалиф, сл. – С. Граховский. Аранж. – Е. Магалиф.
   «Хатка па-над рэчкаю» Муз. – В. Мигуля, сл. – А. Поперечный. Перевод – Н. Арсеньева. Аранж. – Е. Магалиф.
   «Харашуха»   Белор. нар. песня. Аранж. – Л. Смелковский.

Сторона 2
   «Два Полацкi»   Муз. – Е. Магалиф, сл. – С. Соколов-Воюш. Аранж. – А. Лях.
   «Калыханка»   Муз. – Д. Явтухович, сл. – Л. Прончак. Аранж. – Д. Явтухович.
   «Вечар над Шчарай» Муз. и сл. – С. Новик-Пеюн. Аранж. – Е. Магалиф.
   «Толькi ўчора»      Муз. – Е. Магалиф, сл. – Н. Арсеньева. Аранж. – Е. Магалиф.
   «Больш табе я не пазваню»  Муз. – Е. Магалиф, сл. – Г. Буравкин. Аранж. – О. Молчан.
   «Як ты са мной» Муз. – автор неизв., сл. – С. Соколов-Воюш. Аранж. – Е. Магалиф.
   «Магутны Божа» Муз. – Н. Равенский, сл. – Н. Арсеньева. Аранж. – Е. Магалиф.

   Для записи была выбрана студия «TRAX EAST» в городе South River, о котором я уже писал ранее. Мне было бы неудобно да и невозможно провести несколько дней в Манхэттене, поскольку я работал в дневное время. Поэтому Данчик на время записи приехал к нам. Хозяин студии – Эрик – был одновременно и нашим звукорежиссёром. Это был вполне профессиональный человек, очень приветливый и терпеливый, какими и должны быть люди этой профессии.
   Если послушать мои аранжировки, то может создаться впечатление, что они весьма традиционны. Это и так и не так. Я не считаю себя большим аранжировщиком, не знаю новых звуков, приёмов и методов. Однако в данном случае, мне кажется, счастливо совпало наше с Данчиком обоюдное стремление к чистой лирике, безо всяких излишеств, использования ударных, жёстких ритмов. Данчик предельно лирический певец, любит красивые мелодии, песни балладного типа, романсы. Поэтому от меня требовалось лишь вложить душу в аранжировки, что я и старался сделать.  Просто в какой-то из них моей души больший кусок, а в како-то – меньший. Объясню, почему.
   Не все песни мне нравились. Некоторые казались довольно примитивными, устаревшими. И приходилось настраивать себя, убеждать в необходимости полюбить какую-то конкретную песню, раз она прошла строгий отбор семьи Данчика. Кроме того, не всякая песня просто подходила к его манере исполнения и голосу.
   Вот, например, вальс «Вечар над Шчарай». Среди миллионов вальсов она никак не выделяется, нету в ней ничегошеньки особенного: ни в тексте, ни в музыке. Однако я понимал, что мне нужно найти в этой песне что-то привлекательное. Я подумал о том, что вальс был написан во время войны, вызвал виденные в фильмах образы танцующих в белых носочках женщин, не знающих, что вот-вот начнётся война. Решил сделать песню в стиле тех лет, как будто играет оркестр с большим количеством духовых.
   Песни «Пагоня» и «Магутны Божа» – по моему мнению не совсем подходили лирическому тенору Данчика. Такие песни хорошо было бы петь баритону или басу. Обе они предполагают какую-то мощь в исполнении, по крайней мере в конце. Но, опять-таки, волшебный голос Данчика смирил меня с такой трактовкой, хотя я допускаю, что кто-то при прослушивании подумает точно, как я в то время.
   Песню «Домик на окраине» любили и мама, и бабушка, однако Данчик хотел петь её на белорусском языке, поэтому поэтесса Наталья Арсеньева сделала перевод.
   «Харашуха», «Калыханка», «Два Полацкi», «Больш табе я не пазваню» и «Туманы» – или были уже записаны ранее, или имелись фонограммы, на которые Данчик накладывал голос. «Харашуха» была записана в первый приезд Данчика в Минск в студии радио с народным ансамблем под руководством Леонида Смелковского. Смелковский, кстати, сделал блестящую аранжировку, учитывая совсем небольшой состав его ансамбля. Данчик был впервые в жизни в Минске, усталый от калейдоскопа встреч, смены поясов, концертов, переездов и т.п. Поэтому запись делалась предельно быстро, и внимательный слушатель услышит, как трудно «на крике» была взята им последняя нота.
«Калыханка» была записана с Борткевичем, поэтому там всё совпало по диапазону идеально, ведь фонограмма была рассчитана именно на эти голоса. То же самое можно сказать о песне «Туманы». Данчик спел её легко и свободно под уже существующую фонограмму. А вот «Больш табе я не пазваню» и «Два Полацкi» были для него низковаты, но решили не переделывать.
Намучился я с песней Серых «Мы яшчэ сустрэнемся», по которой и назван весь альбом. Дело в том, что я сделал аранжировку, базируясь на пении Данчика, не видя нот. Когда пришло время записи, Данчик почему-то не мог правильно вступить, да и в аранжировке ему что-то не нравилось, кажется. В общем, прямо в студии мы сделали запись под мой аккомпанемент, а потом я добавил некоторые инструменты. Не помню уж, по какой причине, вступление к песне пришлось резко сократить, поэтому оно выглядит странно: буквально ниоткуда звучат два аккорда – и вступает солист. С этой песней в дальнейшем было вот что. Через долгое время я увидел, наконец, какой-то сборник, в котором была опубликована «Мы яшчэ сустрэнемся». И обомлел. Оказалось, что Данчик пел её мне совершенно не так, как она написана. Вплоть до того, что там были смещены все акценты, затакты, и даже, по-моему размер! Мне стало ужасно неловко перед Валентиной Серых, ведь мы абсолютно переделали её песню. А потом подумал, что вроде и неплохо получилось. Да и Серых никаким плохим образом на это не отреагировала.
С самым большим удовольствием я работал над песнями на стихи Сергея Соколова-Воюша. Мелодию одной из них – «Чароўная Ганна» он написал сам, а мелодия второй – «Як ты са мной» – французская, кажется. По крайней мере Данчик поёт её и на французском языке. Обе песни очень красивые, и я постарался вложить в их аранжировку всю имеющуюся у меня нежность. Переписывал инструменты порою до семидесяти раз, добиваясь устраивающего меня звука акустической гитары или флейты.
«На апошняй вярсце» на стихи Сергея Граховского пришлось делать тоже попроще и помягче, помня о том, что самому поэту не нравилась эта песня в исполнении Игоря Кочегарова. «Не, замнога барабанаў! Мне не падабаецца» – сказал впервые увиденный мною соавтор после прослушивания песни перед передачей на телевидении. Тогда я сам ему сыграл и спел, и он «дал добро». Меня срочно записали и вставили тоже в «Премьеру песни». Тогда в передаче сначала спел Игорь, потом мы поговорили с поэтом и диктором Зинаидой Бондаренко, она зачитала стихи, а затем ваш покорный слуга с непокорными волосами, в джемпере, с бабочкой (!) пел и играл на рояле эту песню.
Единственной моей новой песней в альбоме оказался романс на стихи Арсеньевой «Толькi ўчора». Мне кажется, что романс получился, и Данчик его поёт с удовольствием.
Вообще Данчик очень ответственный человек и никогда не считал себя звездой, да и не считает. К каждому выступлению он должен подготовиться, очень нервничает. А поскольку выступления не являлись никогда его постоянным занятием, то каждый концерт отбирает у него слишком много сил, доставляет много волнений. Ну а запись альбома – самая ответственная вещь: ведь она останется навсегда. Не раз бывало, что он чуть ли не отказывался продолжать запись, считая, что у него ничего не получается или получается не так, как надо. Мы с женой старались развеять его сомнения, убедить, что всё нормально, всё получится. Если у него не выходило где-то вовремя вступить, то я старательно широко дирижировал с утрированными жестами, чтобы ему было видно через стекло. А некоторые трудные места репетировали прямо в аппаратной. Иногда Данчику было трудно держаться в заданном ритме, поскольку на своих выступлениях он многие песни поёт вполне вольно, не придерживаясь строго размера. Но все эти проблемы были нами удачно преодолены, и альбом вышел в свет.
Своей работой я доволен. Примерно раз в год мне попадается на глаза кассета, я беру её с собой в машину и прослушиваю. Сначала вспоминаю многие мелочи, улыбаюсь и поражаюсь тому, как я смог сделать эти аранжировки – без нот, из головы, за короткий срок. А потом просто всё забываю и  просто слушаю чудесный голос Данчика

[Eugene MAGALIF]

Фото мамы Данчика Юли с Таней Магалиф на даче. 2004
Данчик и Евгений Магалиф в студии на записи альбома "Мы яшчэ сустрэнемся" ("Мы ещё встретимся")

[Eugene MAGALIF]

Фото

[Arkady]

автор оригинала Eugene MAGALIF
Если послушать мои аранжировки, то может создаться впечатление,
что они весьма традиционны...

Вот правильно, Женя, давай возьмем твои аранжировки и послушаем.
И голос Данчика хочется послушать.

P.S. startank, поздравляю с Днем Рождения!

[startank]

Аркадий,
спасибо

[Eugene MAGALIF]

Послал вариант своей песни "Ядлаўцовы лес" и пять песен в исполнении Данчика Фёдору, но что-то от него нет никаких мне ответов, а сам я не могу прицепить свои песни, к сожалению. Видимо Фёдор ещё празднует свой Birthday:-))
Пока этот вопрос висит в воздухе, я предлагаю историю про народного артиста БССР Ярослава Евдокимова.
Е.М.

[Eugene MAGALIF]

Хохма с Ярославом ЕВДОКИМОВЫМ

С певцом Ярославом Евдокимовым я познакомился, когда пришёл работать на Радио. Тогда он был певцом номер один в республике, часто выступал в Москве, на Всесоюзном телевидении, выезжал и за границу. Красивый, видный был мужик, с хорошим баритоном.  Его знали и любили женщины всего Советского Союза. И он не упускал возможности им доказать свою взаимность, что порой приводило к доставке его прямо из кровати – в больницу. У него иногда смещались диски. Из-за этого он выглядел на сцене немного скованным, не мог поворачивать шею, а потому поворачивался всем корпусом.
Особенно популярной в исполнении Евдокимова была песня «Колодец» («Колодец, колодец, дай воды напиться...»). И вообще он много пел песен Александра Морозова, а в Белоруссии – Лученка.
Числился заслуженный, а потом и народный артист Белоруссии Ярослав Евдокимов солистом Белорусского Телевидения и Радио (БТиР). Однако чаще бывал в Москве и на халтурных концертах по СССР и за рубежом, чем в Минске.
Занимался солистами и музыкальными коллективами Отдел Музыкальных коллективов БТиР, где я был одним из редакторов. В мою задачу входило руководство, а скорее опёка, нескольких солистов и симфонического оркестра. Другие редакторы занимались делами оставшихся солистов, концертмейстеров, ансамблей и хора.
Как и во всех советских организациях, были установлены нормы, кои требовалось выполнять. В нашем случае этими нормами были сделанные новые записи и концерты – определённое количество в месяц, квартал, год. Я составлял планы, советовал при выборе репертуара, намечал даты записи в студии, договаривался о концертах и присутствовал при записи в студии.
Ярослава Евдокимова по желанию Директора передали под моё начало, так сказать. Директор думал, что это поможет как-то укротить народного артиста, заставит его ходить на работу, вовремя выполнять план и т.д. Но руководить отделом и руководить народным артистом – две большие разницы, как говорят в Одессе.
Директор был когда-то баянистом, потом просто мелким функционером, бюрократом, выполняющим задания вышестоящего начальства по-армейски – не рассуждая и не задавая вопросов. Кстати, на эту должность выдвигали меня и даже коллективно ходили просить об этом начальство. Но начальство в приватной беседе мне открытым текстом сказало: «Евгений Борисович, на этой должности нужен член партии. Если бы Вы были членом партии, мы бы даже не приняли во внимание, что Вы не белорус». Директор был украинцем, но членом.
Естественно, никто из солистов БТиР никогда на работу ежедневно не ходил. Появлялись они только на запись в студию и в день зарплаты. Надо сказать, что зарплату выдавали чаще, чем они записывали песни. Как ни старался Директор установить какой-то порядок – ничего не получалось. Да и как могло бы это у него получиться, если почти все солисты были заслуженными артистами, известными личностями. Сам-то он трепетал и лебезил перед знаменитостями, поэтому заставлял нас, редакторов, требовать от артистов выполнения планов и регулярных появлений на работе.
Со мной Директор был осторожен, обращался по имени-отчеству и даже просил не раз автографы. Он был человеком относительно новым, видел, что я запросто общаюсь с Лученком, Кортесом, Раинчиком и другими известными личностями, к которым он даже подойти боялся. Мои песни как раз начали исполняться и по радио, и по телевидению,  поэтому Директор не хотел портить со мной отношения.
В один прекрасный день курьер принёс в отдел бланк с красными буквами: Правительство СССР.  Это была телеграмма с указанием командировать такого-то числа народного артиста Ярослава Евдокимова в Москву для участия в Днях Культуры СССР в Индии. В Индию отправлялась огромная делегация. Из певцов должны были ехать и Пугачёва, и Леонтьев. Очевидно, Евдокимов должен был представлять Белоруссию, и это важное политическое мероприятие никак не могло быть сорвано.
Директор дрожащими пальцами взял впервые виденный им бланк правительственной телеграммы и сказал мне трагическим тоном:
–   Евгений Борисович, срочно найдите Евдокимова и скажите ему придти в Отдел.
–   Евдокимова нет в Минске, по-моему, – сказал я.  
–   Позвоните ему и скажите срочно придти, мы должны писать ответ правительству!
–   Да я звонил – никто не поднимает трубку, – сказал я, отлично зная, что Евдокимов в Москве на халтуре.
–   Я Вам приказываю найти Евдокимова, – начал потихоньку звереть Директор. – Я Ваш начальник, и Вы обязаны выполнить мой приказ.
–   Каким же это образом я могу его выполнить, если Евдокимов не отвечает на звонки?
–   Идите к нему домой.
–   И что?
–   Опросите соседей! Когда они в последний раз его видели?
Был почти конец рабочего дня, и мне смертельно не хотелось никуда идти, но я решил, что есть хороший повод приехать раньше домой, а заодно щёлкнуть по носу своего начальника. Я оделся, пошёл к двери и обернулся.
–   Хорошо, я схожу, – с нажимом сказал я, – и пойду опрашивать соседей. Только скажите мне, с кого начать? На одной площадке с Евдокимовым живёт министр связи, под ним – генерал КГБ. В том же доме и народный депутат, член ЦК, композитор Игорь Михайлович Лученок живёт. С кого мне начать опрос, когда он в последний раз видел Евдокимова: с депутата, министра или генерала? И говорить ли им, что меня послал начальник?
Я хлопнул дверью, вышел из здания и пошёл к метро. Через некоторое время, подходя уже к площади Победы, слышу: «Евгений Борисович, Евгений Борисович, стойте!»
Подбегает ко мне мой запыхавшийся начальник и говорит: «Езжайте домой, не надо к Евдокимову. Мы ему письмо в случае чего пошлём. Да и время пока терпит! А Вы завтра можете попозже придти, если хотите»
Я сел в метро и поехал домой.
Конец же истории с поездкой Евдокимова на Дни культуры СССР в Индии – такой.
Через пару дней Евдокимова я нашёл и обрисовал ему ситуацию. Он сказал:
–   Слушай, старик, мне никак нельзя ехать в Индию, я в это время еду с московской бригадой на халтуру в Швецию!
–   Узнают, что ты поехал в Швецию – будет скандал, – ответил я.
–   Ну Женя, ты ж умный, придумай что-нибудь!
Женя думал недолго и составил такую ответную телеграмму в Москву:
«В связи с тем, что по состоянию здоровья врачи временно не рекомендуют народному артисту БССР Ярославу Евдокимову посещение стран с жарким и влажным климатом, Белорусский Комитет по Телевидению и Радиовещанию не может направить его для участия в Днях Культуры СССР в Индии».

[Fed]

Песни Евгения Магалифа:







PS:

startank,
С днём рождения!!!!!

:gentleman

[Arkady]

Женя, спасибо за очень интересный рассказ о "белорусском Лещенко", а также за   прекрасные песни, которые ты любезно согласился выложить для нас на форуме.
Пользуясь небольшой паузой, я тоже хочу рассказать одну веселую историю, связанную с музыкой и музыкантами.
Мне посчастливилось в жизни быть знакомым с композитором Евгением Мартыновым (тоже, кстати, ЕМ или Мартын, как его ласково называли друзья). Наше знакомство длилось в течение нескольких лет, примерно конец 60-х, начало 70-х, пока он не переехал из Донецка в Москву.
Мартынов вырос в Артемовске, учился в Киеве, затем жил в Донецке и учился в донецком музпеде по классу игры на кларнете и фортепиано. В свободное от учебы время Женя играл и пел в ВИА "Эльфы" (добрые сказачные души) при экспериментальном заводе "ГИПРОНИЗ" вместе с моим старшим братом (отсюда и наше знакомство). Я был тогда еще школьником, и любил часто ходить со своими друзьями на репетиции "Эльфов".
И вот однажды, в один из теплых весенних дней на заводе состоялся очередной концерт, посвященный празднику 8 Марта. Туда пришел и я. В концерте прозвучало много песен, которые в те годы были популярны в советской эстраде; много своих песен спел Женя Мартынов, в его исполнении впервые тогда прозвучала песня "Баллада о матери". В общем, концерт удался, и все женщины были довольны и счастливы...
После концерта состоялся небольшой праздничный банкет в заводской столовой. Обеденные столы, празднично украшенные цветами, шарами и т.п., стояли отдельно друг от друга по всему залу, и каждый из них был рассчитан на 4 человека. Посредине стола стояла салфетница с номером стола, который значился и на пригласительном билете.
Я, естественно, решил сесть за одним столом со своим братом, поэтому пришлось кого-то попросить пересесть за другой. Раскладка получилась следущая: брат сел напротив Мартынова, а я - напротив Сережи Попова, бас-гитариста ансамбля.
На обед была курица, салаты, спиртное, раличные напитки и десерт. Трапеза проходила шумно, весело и мирно. Произносились праздничные тосты и поздравления со стороны администрации предприятия, вручались ценные подарки и грамоты победителям соцсоревнования...
Первым наелся я, вытер рот рукавом и начал травить анекдоты. Вторым справился с курицей Женя Мартынов. Он степенно отодвинул свою тарелку, вынул из салфетницы якобы салфетку и начал интеллигентно промокать ею губы. Почему якобы? Дело в том, что это на самом деле была не салфетка, а список лиц, сидящих за столом. Эта желтого цвета бумажка была одна-единственная среди белых салфеток, но Жене нужно было взять именно ее (он сам был особенным человеком и любил всё особенное).
Через несколько секунд список лиц начал просачиваться насквозь (куриный жир начал воздействовать на список), и Женя всё отчетливее стал видеть фамилии людей, которые там перечислялись. Сначала округлились его глаза, затем поднялись брови, наконец он начал судорожно вертеть в руках список и оглядываться по сторонам.
В тот же самый момент Сережа Попов не смог справиться со своими эмоциями и, не удержав во рту томатный сок, окатил им всех сидящих за столом. Мне досталось больше всех, т.к. я сидел прямо напротив него. Мартыну тоже не повезло, его светлый костюм покрылся красными пятнами.

[Inerus]

Евгений, расскажите при случае про Лученка.

[startank]

Fed,
спасибо

p.s. извиняюсь, что замусориваю чужую тему, больше не буду

[Eugene MAGALIF]

Спасибо Фёдору за размещение моих песен. Я бы хотел знать Ваше "всехнее" мнение о них и о голосе Данчика, поскольку пять песен, помеченных звуквой Д – исполнение Данчика. Ещё одна – тот Ядлаўцовы лес в исполнении Владимира Васильева, я писал ранее и о песне, и о Васильеве.
Следующий рассказ будет о моём учителе и одногруппнике моего отца Игоре Лученке. Надеюсь, скоро. Там, правда, не обойдётся без Василия Раинчика, поэтому и о Васе немножко напишу, и о певице Лике – Анжелике Ялинской. Теперь она – Агурбаш.
Большое спасибо Аркадию за рассказ о Евгении Мартынове. С ним я встретился один раз в жизни в Москве на Всесоюзном Радио, правда мимолётно. Буквально перебросились несколькими словами, ожидая решения репертуарной комиссии. Рассматривались наши песни: быть или не быть. Помню, он сидел на подоконнике в окружении нескольких человек, среди которых был и я, начинающий провинциальный композитор.
Спасибо и Stardust'y, т.е. Startank'y за понимание. Фёдора поздравляют на специально открытой линии (или как там это зовётся:-))
Е.М.

[Eugene MAGALIF]

Игорь Лученок, Василий Раинчик и Лика

Наверное самое большое влияние на мои песни оказали песни Лученка. Поразительны по красоте их мелодии. Возьмите, например, «Мой родны кут», «Журавли на Полесье летят», «Спадчына», «Алеся», «Вераніка»... что ни песня – шедевр.
Со своими вечно растрёпанными волосами Игорь Михайлович похож на воробушка или какую другую птичку. Очень активен, быстр в разговоре и движении. Легко отвлекается и увлекается, перескакивая порою на другую тему, ну и, конечно, забывчив, как многие талантливые люди.
В 1961 году Лученок закончил консерваторию по классу композиции у профессора Анатолия Богатырёва. Вместе с ним учился в одной группе и мой отец, правда отец был на одиннадцать лет его старше. Биография моего отца – отдельный разговор. Скажу только, что он поздно поступил в консерваторию из-за того, что был сыном репрессированного дипломата, а кроме того – отсидел лет шесть в сталинских лагерях. Арестовали его в январе 1949 года, когда он был студентом знаменитого режиссёра Сергея Герасимова во ВГИКе.
Но – вернёмся к Лученку.
Лученок в бытность мою студентом консерватории вёл у композиторов полифонию – пожалуй самый сложный предмет. Ректором консерватории он стал чуть позднее, когда я уже закончил учёбу. Также Лученок в 1980 году стал председателем правления Союза Композиторов Белоруссии. А кроме огромных общественных нагрузок, он ещё и много сочинял и ездил с концертами по всей стране и за рубеж. На преподавание времени оставалось мало, однако он очень хотел быть и профессором, и ректором консерватории, и председателем Союза Композиторов, и депутатом, и членом, и лауреатом и т.д.
Почему?
Приведу пример – читатели поймут, в чём дело.
Однажды на одном из редких занятий по полифонии Игорь Михайлович нам сказал, что только что вернулся из Москвы.
А знаете, зачем я туда ездил? – взволнованно спросил он нас. – Продавал свои прелюдии и фуги! Это ж надо, вы только подумайте! Я показал их в нашем Союзе Композиторов, так их забраковали и не купили! Это у меня-то! Симфонисты меня за человека не считают. Думают, если пишу песни, так и фугу написать не могу? Это я-то! Ведущий полифонист республики! Я ведь веду полифонию у ком-по-зи-то-ров! Короче, я всем им нос утёр! У меня Москва купила! Все сразу! Без разговоров!
В то время в Союзе Композиторов было «засилье» симфонистов, да к тому же его бывших учителей – Богатырёва, Оловникова и др. Они не считали написание песен композиторским трудом и соответственно относились к Лученку. Но очень скоро Лученок утёр нос им не только тем, что продал свои прелюдии и фуги в Москве. В 1980 году его избрали председателем правления СК БССР. Вот это уже был его триумф. Конечно, помогла Москва, Тихон Хренников и что-то другое, о чём мы не знаем. Можно сомневаться в организаторских способностях Игоря Михайловича, не любить его как человека, не восхищаться его музыкой, но главное было доказано: песенник может стать во главе всего Союза Композиторов.
На занятиях по полифонии Лученок появлялся довольно редко, поскольку постоянно был в разъездах. Его появление было для нас – маленькой группы из пяти композиторов – радостью. Мы его любили.
Вот как примерно проходило занятие. Появлялся Лученок и говорил:
– Так, полифония... Ну, вы знаете, что полифония зародилась очень давно, а расцвет её связан с органной музыкой. А где самые лучшие органы? – в Германии! Вот я недавно был в Германии...
И рассказывает о поездке в Германию. В конце спохватывается и даёт какое-нибудь задание – написать фугу к следующему разу.
В следующий раз, вернувшись из очередной поездки, спрашивает:
–   О чём это мы говорили в прошлый раз?
–   Об органах, Игорь Михайлович.
–   А, вот-вот. Я был в Кёльнском соборе, так там – один из самых больших органов в мире. А знаете, что кёльнская вода – это одеколон. Но самый лучшие одеколоны – во Франции. Вот когда я был во Франции...
Со мной в группе учился Василий Раинчик, руководитель «Верасов». Вася – худощавый брюнет среднего роста, с зачёсанной на правый бок чёлкой, всегда улыбающийся и выглядящий гораздо моложе своих лет.
Ансамбль «Верасы» был уже весьма известен, да и сам Раинчик – тоже. Он успел закончить консерваторию как пианист, а с нами учился для получения диплома композитора. Видели мы его на занятиях редко. Когда Вася появлялся, он всегда пользовался моими записями. Мои конспекты по гармонии так где-то у него и сгинули. Раинчик – прекрасный пианист. Я ещё успел застать на консерваторских капустниках их дуэт на двух роялях с Игорем Паливодой. Два классных пианиста музыкально шутили, и это было что-то!
Пришло время сдавать экзамен по полифонии. За пару недель Игорь Михайлович начал спрашивать нас: «Где Василий Раинчик?»
Мы говорили в ответ, что не знаем, наверное на гастролях?
«Если он не появится на экзамене, я ставлю ему «двойку!» – стращал Лученок.
На экзамене по полифонии композиторы пишут многоголосную фугу. Это очень сложное дело, на которое отводится несколько часов. Каждому из нас дали отдельный класс, чтобы мы сидели и писали. Раинчик не появился, и Игорь Михайлович в который раз поклялся, что тот получит двойку за неявку.
Прошло немного времени, и Лученок стал нас торопить – скорее закончить писанину. Потом созвал нас всех и стал кричать:
–   Вы что себе думаете, я тут с вами до вечера сидеть должен? Мне нос долбить будут! Молотком! Гвозди загонять туда будут! Сегодня! А я тут сижу!
Оказывается, ему предстояло в этот день прокалывать гайморовы пазухи и откачивать гной. И он сильно нервничал, говорил невесть что и хотел поскорее закончить экзамен. В общем мы с трудом, но поняли его и быстро завершили экзаменационные фуги. Когда подошло время ставить оценки, приоткрылась дверь и просунулась улыбающаяся физиономия Раинчика.
–   Игорь, привет, – сказала физиономия. – Я не опоздал?
–   О, Вася! Привет, – ответил Лученок. – Ты на машине?
–   Да, Игорь.
Лученок вышел из класса, а через пару минут вернулся и сказал:
–   Ну, в общем, Вася сдаст экзамен в другой день.
Поставил нам в зачётки оценки и уехал на машине с Раинчиком.

Когда я уже работал на Радио, в Минске проводился один из первых, если не первый, конкурс красоты. И вот мы с Васей Раинчиком пошли на генеральный прогон конкурса во Дворец Спорта.
Одним из заданий для конкурсанток был танец. Будущая королева красоты Анжелика Ялинская, красивая девушка, танцевала польку с заслуженным артистом республики из танцевального ансамбля «Хорошки». Анжелика была высокая да ещё и на каблуках, а солист – чуть ли не коротышка: в картузе и белорусском костюме, подпоясанном кушаком. Пара смотрелась очень комично, на что и рассчитан был эффект. Но танец оставил у меня впечатление надолго не тем, что танцевала высокая девушка и малюсенький кавалер, а что во время танца у Анжелики вывалилась из декольте грудь. Но она довольно быстра вложила её назад и продолжила танец. После победы на конкурсе Анжелика Ялинская стала солисткой ансамбля «Верасы». Голос у неё был скромный, поэтому скорее всего Вася Раинчик «запал» на её выпавшую грудь.
Анжелика потом занялась сольной карьерой, выступая под именем Лика. Потом вышла замуж за бизнесмена, владеющего предприятиями по выпуску колбасных изделий, и стала Анжеликой Агурбаш. В 2005 году она безуспешно выступила на конкурсе «Евровидение» в Киеве, представляя Белоруссию. Не помогли ни деньги мужа, ни смена четырёх костюмов во время выступления, ни заказанная у какого-то иностранца песня на английском языке. Песня подавалась как стопроцентный шлягер, однако в ней нет ничего особенного, и она не отвечает главной задаче шлягера – сразу легко запомниться хотя бы своим припевом.
Лика по-прежнему очень красивая женщина, да и поёт неплохо. Я сходил на её сайт в Интернете и послушал несколько песен. Но до европейского уровня, конечно, не дотягивает.
Василий Петрович Раинчик стал профессором, по-прежнему пишет песни и пользуется заслуженной известностью.
Игорь Михайлович Лученок жив-здоров, продолжает руководить Союзом Композиторов, хотя сам Союз уже не имеет тех льгот и привилегий для своих членов. Мы встречались здесь в США. Как-то с оказией через своего отца я передавал ему сувениры. Он всегда ко мне хорошо относился, предлагал вступить в Союз, пока он «у руля». Но этого не произошло, о чём я нисколько, как вы понимаете, не жалею.
Вот такая история.