Риск новизны (О В.Г. Мулявине) Геннадий Стариков

[Киже]

Дык это просто Yesterday, без Man

[Eugene MAGALIF]

2 Борис Бернштейн:
Hey, man! итс джяст Естэрдэй, бат Ай плэйсд икзэктли Yesterday Man! (нiчога, што па-Ангельску напiсаў)))

[Boris Bernshteyn]

Яуген, а ю шур iт,с ту мi? Мiсандэстэндiнг нейкi.

[padbiarez]

Хлопцы-беларусы! Пішыця чалавечаскім языком!

[Boris Bernshteyn]

А мы, Димка, в процессе создания языка межнационального общения.   
Присоединяйся!

[Eugene MAGALIF]

Ой, Борис, ты...прав! Это письмецо должно было быть Аркадию за помещённую песню Естердэй, хотя речь шла о Естердэй Мэн. 

[Олег Гладков]

В соль-мажоре шпарят. Надо же! 

Почему "надо же"? Это легко объясняется. Они часто использовали гитары, настроенные на тон ниже. Такова была ситуация при студийной записи "Yesterday". На данном же концерте гитары настроены нормально, но привыкли играть аккорды в тональности соль-мажор.

Кстати, вот тут можно послушать "While my guitar gently weeps" в исполнении Харрисона, когда он играл на перестроенной гитаре (запись тех времён, когда записывалась эта песня, где-то даже было видео, как он один в студии играет и поёт, при этом играет в ля-миноре, а звучит соль-минор):

[Киже]

хотя речь шла о Естердэй Мэн.

Нет. Речь шла о Битловской Естердэй Мэн. Т.е. у вас промашка с исполнителем, а у Аркадия с названием. Хотя, конечно, изначально промахнулся автор мемуаров.

[Boris Bernshteyn]

Это легко объясняется. Они часто использовали гитары, настроенные на тон ниже. Такова была ситуация при студийной записи "Yesterday". На данном же концерте гитары настроены нормально, но привыкли играть аккорды в тональности соль-мажор.

Скорее всего Леннон не мог взять баре фа-мажор. Тяжело нажимать, блинн! И настоял на тональности соль-мажор. А бедный Поль рвал глотку.
Как всё туманно в этом мире шоу-бизнеса! 

[Eugene MAGALIF]

2 КИЖЕ:
Люююди, дык де ж тая п'ёсэнка Yesterday Man by the Beatles? Дайте послушать! Это что, не шутка? Есть только песня Nowhere Man, которую, я прочитал, любил больше всех их песен Боб Дилан.

[Киже]

2 КИЖЕ:
Люююди, дык де ж тая п'ёсэнка Yesterday Man by the Beatles? Дайте послушать! Это что, не шутка?

Да нету такой песни у Битлз. Либо Стариков перепутал. Либо на концерте Вуячича так пошутили.

[Киже]

Скорее всего Леннон не мог взять баре фа-мажор. Тяжело нажимать, блинн!

А я намедни в соль-мажоре поиграл и проникся. Если б не форум этот так бы, как лох, в фа-мажоре и играл, не по ленонски.

[Алина Лисянская]

Ну, вы уже такого тут понаписывали, даже и не знаешь, что сказать. От критиканы.

С микрофоном Геннадий конечно загнул...

А вот, что касается эпизода с Григорием Ширмой, здесь Стариков ссылается на Леонида Знака, который историю ранних Песняров наверняка знает не хуже самих Песняров.
Это все одна минская музыкальная тусня, раз там так говорят, значит так оно и было.

[Алина Лисянская]

Продолжение мемуаров Геннадия Старикова.

"Советская Беларусь" от 23.09.2010

Остановка в пустыне

...Итак, в сентябре 1981 года ансамбль «Верасы» едет через пустыню Кызылкум в Учкудук, воспетый ансамблем «Ялла». Мы впервые в пустыне, и нам одновременно и страшно, и интересно. Солнце палит, и куда ни глянь — до самого горизонта нигде ничего, что давало бы хоть какую–то тень. А песок прогревается до 80 градусов, и если наш львовский автобус ЛАЗ сломается, поджаримся мгновенно, как яйца на сковородке... От пустыни исходит какое–то мистическое, жаркое дыхание. Вдоль шоссе — высокие телеграфные столбы и на некоторых гордо сидят пустынные орлы. Другие парят в небе, высматривая добычу...

Золотых «Верасов» — победителей Всесоюзного конкурса «Песня–80» со знаменитой «Малиновкой» горячо любили во всем Советском Союзе (да и сейчас любят и ждут — теперь уже в СНГ, жаль, что мы никак не соберемся вместе). Но тогда мы отправились в Учкудук. До 1979 года этот город имел статус секретного стратегического объекта. В конце 1960–х благодаря стремительному росту объемов добычи руды урана он начал активно развиваться, на постоянную работу стали приезжать лучшие горняки и другие специалисты со всего СССР. Приехали и мы с концертами... А после концертов, в полночь, плавали в бассейне под открытым небом. Теплая ночь, подсвеченная вода, черное небо и большие яркие звезды — фантастика! Ну а затем — молодой город Навои и опять — урановый комбинат, и молодежь, полная энтузиазма...

Помню, в Навои было искусственное озеро, дно которого укрывала полиэтиленовая пленка, чтобы вода не уходила в песок. И когда мы попросили местных мальчишек показать нам дорогу к озеру, они удивились: кто же в такой холод купается? Тут уж удивились мы — было 34 градуса тепла в тени...

Следующим в нашем турне был еще более молодой город Зарафшан. И снова комбинат, уже золотодобывающий... Возвращаясь с Чеславом Поплавским после концертов в гостиницу, мы шли в полумраке среди одноэтажных глиняных домов. И однажды, когда многоопытный песняровский гастролер Чесик объяснял мне, что вода здесь подается не по чугунным трубам, а по желобам (как в Древнем Риме), которые здесь называются арыками, и надо быть очень внимательными, не то можно «сыграть в арык», — мы оба грохнулись в этот самый арык! Вывод: надо меньше говорить...

В дальнейшем нас возили на какие–то секретные комбинаты, где даже Пугачева отказывалась выступать. По слухам, там добывали плутоний, вольфрам и все прочие элементы таблицы Менделеева... Некоторое время спустя нас занесло в приуральский город Глазов, где все люди выглядели, как сомнамбулы: ходили медленно, говорили тихо, зато зелень и фикусы в холле гостиницы росли буйно. В Глазове тоже был урановый комбинат...

Мы дарили публике улыбки и пение, а получали взамен аплодисменты, цветы и... излучение. Неудивительно, что от онкологических болезней молодыми ушли от нас вокалистка Галина Пучкова, барабанщик Владимир Беляев, администратор Леонид Николаевич Знак, умерли от сердечно–сосудистых заболеваний кларнетист Николай Лосев и скрипач Чеслав Поплавский. Многовато для одного ансамбля...

Вот вам еще один пример нашей работы на износ: в одном из городов нам предложили дополнительно дать 20 концертов в одном и том же зале на тысячу мест. Представьте только: пять дней по четыре концерта! Но народ на нас тогда ломился.

Выступать или нет, решали сами артисты — каждый высказывал свое мнение. Руководитель не вмешивался — в это самое время он получил из Белгосфилармонии телеграмму: в связи с производственной необходимостью срочно вернуться в Минск.

...Ох уж эти телеграммы из Белгосфилармонии! Никогда не прощу себе одну глупость. Я и Чесик Поплавский с женой и двумя детьми после очередных изматывающих гастролей прилетели в отпуск в Сочи восстановить здоровье. Пришли на пляж, в изнеможении легли на гальку и задремали — у нас не было сил даже дойти до воды. И вдруг сквозь дрему слышим объявление дежурного по пляжу: «Телеграмма! Старикову и Поплавскому. Связи производственной необходимостью срочно явиться Белгосфилармонию. Подпись: Боровский». Мы вскочили, и Чесик предложил: «А давай отправим ответную телеграмму: Боровскому. Связи производственной необходимостью срочно явиться на пляж Сочи. Стариков и Поплавский»... Но тогда мы все же взяли билеты в Минск. А Чесик ушел из жизни таким молодым...

Но вернемся к турне по Узбекистану. Узнав об отбытии руководителя, барабанщик Сергей Грумо радостно воскликнул: «Вот наиграемся!» Однако наша вокалистка, клавишница и аранжировщица Ядя Поплавская всегда была против таких нагрузок. «Все, что мы заработаем, потом потратим на лечение», — говорила она каждый раз... Но мы все же решили не отказываться от концертов.

Происходило это так: первый концерт начинался в 12.00, после него на сцену за занавесом выкатывали огромную кастрюлю с борщом, а также второе и третье. То есть мы обедали и ужинали прямо на сцене. И если в первый день все здоровались и рассказывали друг другу анекдоты, назавтра анекдоты уже не рассказывали, только здоровались. На третий день уже не здоровались, а лишь слегка кивали друг другу. На четвертый друг на друга даже не смотрели, а на пятый любую свободную минуту использовали, чтобы полежать где угодно: на диване, на столе, на полу — такой был упадок сил. Но выйдя на сцену, «Верасы» улыбались публике, играли и пели, причем только «живьем», всегда!

Такая гастрольная работа на износ у советских музыкантов называлась «чесом». «Сябры» на гастролях использовали фонограмму, «Верасы–80» и «Песняры» — никогда... Ну а Сережа Грумо в тот раз наигрался так, что, вернувшись с тяжелых гастролей в Минск и не успев отдохнуть, во время записи новой песни грохнулся на пол прямо в студии. Скорая помощь констатировала: гипертонический криз с давлением 220/180...

Ну а наши азиатские гастроли продолжились в Ташкенте, где я впервые попробовал узбекскую кухню. А затем мы поехали в Самарканд... Самаркандский рынок — словами не передать! Мне очень понравились печеные в золе абрикосовые и персиковые косточки — вкуснее фисташек! Я отправил их целый почтовый ящик в Минск, на свой адрес. И он пришел — через два месяца. Вместе с моим кожаным пиджаком, который мне доставили по железной дороге, — я забыл его в гостинице самой южной точки СССР, в городе Кушка... Все–таки удивительная была у нас страна!

(Окончание следует.)

Геннадий СТАРИКОВ.

[Алина Лисянская]

http://www.sb.by/post/106327/

Продолжение.

Темные ночи в городе Сочи

ПОД ГИТАРНЫМ ГРИФОМ

На дворе октябрь, бархатный сезон, и опять тянет в Сочи. Мягкое солнце, ласковое море, теплая галька или шезлонг на буне, в котором сидишь, в полудреме закрыв глаза, слушаешь шум набегающих волн, а легкий бриз обдает тебя мириадами мельчайших капелек морской воды. Перед тобой лазурное море, за которым где–то далеко Турция. На нее указывает солнечная дорожка, стелющаяся по воде и уходящая за горизонт. Позади круто поднимающийся берег в пальмах... Как поется в песне:

— О, море в Гаграх, о, берег в пальмах,

Кто видел вас, тот не забудет никогда!

И этот морской воздух с запахом Мацесты, и сочинский городской пляж, защищенный горами, доступный всем людям и пока еще не захваченный «приватизаторами».

Все это — Сочи!

Удивительное место на Земле, где можно утром позагорать на пляже, днем, поднявшись в горы, покататься по снегу на горных лыжах и к вечеру вновь вернуться на пляж.

Наверное, это — рай. И я ездил и летал туда каждый год.

В 1979 году мы, ансамбль «Верасы», были там летом с гастролями. Жили в гостинице, рядом с Цветным бульваром и изнемогали от жары, которая в тот год доходила до 34 градусов. Мы открывали настежь холодильники и пили холодную газировку, которая тут же ручьем текла со лба в виде пота, обливались холодной водой — ничего не помогало. К тому же я еще принимал новомодное тогда мумиё и не знал, куда энергию девать, — через каждые пять минут отжимался от пола.

Концерты летом в Большом Сочи — это и работа, и отдых одновременно. Днем на пляже, вечером — в «Фестивальном», в парке «Ривьера». Выезды в «Лазурное», в санаторий «Беларусь» и т.д. Помню, как мы готовились к концерту в парке «Ривьера» и руководитель ансамбля Василий Раинчик заиграл на клавишах новую свою песню. А потом сказал:

— Если надо узнать правдивое мнение о своей музыке, мне не надо далеко ходить, достаточно спросить у Старикова. — Ну как тебе моя новая песня? — обращаясь ко мне, спросил Раинчик.

— У композитора в творчестве наступил итальянский период, — ответил я, так как его мелодия сильно напоминала песни с фестивалей в Сан–Ремо.

— И надолго, — ответил Раинчик с довольной улыбкой на лице.

Так в репертуаре «Верасов» появилась песня «Музыка для всех», которую исполнял и Валерий Леонтьев.

Летом в Сочи можно было встретить известных музыкантов из Москвы, Ленинграда и других городов Советского Союза. Все стремились на юг. И вот в один из вечеров в «Ривьере» выступала Ирина Понаровская с оркестром Олега Лундстрема. Признаюсь, она мне тогда очень нравилась, и я решил с ней познакомиться поближе. Купив огромный букет роз, благо цветы тогда стоили совсем недорого, я отправился на концерт. Добросовестно отсидев всю программу, налюбовавшись Понаровской, которая в своем ярко–красном платье сама была как большая роза, я отправился за кулисы.

И надо же мне было столкнуться на сцене лицом к лицу с гитаристом оркестра. Рыбак рыбака видит издалека — мы познакомились, пожали друг другу руки и все... Когда встречаются два гитариста, они забывают обо всем на свете — начинаются разговоры о гитарах, примочках, комбарях, приемах игры и множестве других специфических гитарных тем. Время шло, и мы с ним все шли, шли и шли пешком от парка до гостиницы «Москва» и говорили, говорили. И продолжали у дверей гостиницы, пока не вышел их администратор и не сказал:

— Ну сколько можно, идите спать, уже час ночи.

И только тогда я вспомнил, собственно, куда я шел в тот вечер.

Так Ирина Понаровская осталась без букета, о котором она и не подозревала.

В другой раз я познакомился с интересной девушкой, и мы решили после концерта сходить на пляж и искупаться ночью в море. Да, это были чудные мгновенья — теплая морская вода с пеной, яркие звезды и мы одни на пляже. Вдоволь накупавшись, мы беззаботно отдыхали, как вдруг увидели приближающуюся к нам группу парней с наглыми ухмылками на лицах, не предвещавшими ничего хорошего. Их было человек двенадцать, с нунчаками и кастетами в руках. Ну вот, только этой банды нам не хватало, подумал я, прекрасно понимая, что может произойти дальше. Но поскольку у меня был большой опыт выживания в минских бандитских районах, я не стушевался, а предупредил девушку: «Молчи, говорить буду я» — и спокойно посмотрел на главаря, подняв бровь.

— Ты откуда, из какого города, — спросил главарь.

«Так я тебе и сказал, что я из Минска, — подумал я, — порвете на куски». И твердо ответил:

— Местный я.

— Местный, а откуда?

— С Цветного, — соврал я наудачу, и удача улыбнулась нам.

— С Цветного, — уже другим тоном сказал главарь, — а баба твоя?

— Тоже местная, не моргнув глазом, ответил я, хотя, конечно, это было не так.

— Ну, раз местные, мы вас не тронем, гуляйте. Мы будем неподалеку, если что — зовите, поможем.

— Хорошо.

Они пошли дальше, осматривая пляж, а я, подождав, пока они скрылись из виду, сказал девушке: молодец, не дрогнула. А теперь быстро одеваемся и сматываемся — не надо дважды испытывать судьбу.

Мы благополучно перебрались в безопасное место. Вокруг звенели цикады, мы пили шампанское, наслаждаясь звездной и теплой сочинской ночью. Отдых в Сочи не бывает без приключений.

А в другой раз я прилетел в этот город один и снял у знакомой бабки отдельный сарайчик на улице Нагорной возле гостиницы «Ленинград» рядом с пляжем. На этом пляже стоял деревянный Нептун с трезубцем, и пляж считался минским, так как здесь всегда можно было встретить целые компании знакомых минчан.

В тот раз я встретил там «Песняров». Три дня подряд я видел Владимира Мулявина, прохаживающегося вместе с Игорем Пеней возле гостиницы «Москва». При этом Мулявин все время говорил, а Пеня слушал. Наверное, убеждал его пойти работать в ансамбль «Песняры» и переехать в Минск, подумал я и, как показало время, не ошибся. Игорь работал вокалистом в лучших ресторанах Сочи — «Пацхе», «Кавказском ауле». Он обладал прекрасным голосом, публика его любила, осыпала деньгами, и ему было непросто решиться на переезд. И все–таки он рискнул — и не прогадал.

Геннадий СТАРИКОВ.

Дата публикации: 07.10.2010


http://www.sb.by/post/106697/

14.10.2010 Культура | Беларусь Сегодня

Темные ночи в городе Сочи

И вот я лечу в Сочи, но каким-то странным маршрутом через Прибалтику. Должен сказать, что в нашем великом Советском Союзе билеты на самолет стоили по нынешним меркам копейки и я, например, летал из Минска в Гомель на свидания к своей любимой девушке три раза в неделю.

Итак, сначала оказываюсь в Вяцеке это рядом с Ригой совершенно удивительное место. Красивые одноэтажные дома, утопающие в цветниках, и бескрайные песчаные дюны на морском пляже. И ни одной живой души. Действительно долгая дорога в дюнах. Если лечь в углубление в песке и спрятаться от ветра, то на солнце довольно тепло. А морской берег такой пологий, что, если хочешь искупаться, идти надо очень долго, чтобы достичь глубины.

Через три дня эта фантастическая безлюдная природа надоедает, и я перебираюсь в другую сторону от Риги в Юрмалу. Юрмала это полная противоположность: шум, гам, уйма народу, веселье, всеобщий праздник. Все бы здорово, но тут пошел холодный дождь. Я промок до нитки и заболел. Поднялась температура, и я понял, что надо улетать. Никаких проблем. Сел в самолет рейсом Рига Сочи и через пару-тройку часов вышел из него в аэропорту города Адлер. Фантастика, но правда. Тепло и сыро то, что надо. Субтропики. Я сразу почувствовал себя лучше.

Сняв свой любимый сарайчик на улице Нагорной в центре Сочи за два рубля в сутки, я отправился в ресторан гостиницы «Камелия».

Там играли белорусские музыканты Юра Левандовский, Коля Даниленко и Гена Лебедев. Кроме них, играли местные: «папа» клавишник и барабанщик. Так было принято. В ансамбле должен кто-то быть местный. Но самое главное, что с ними на флейте и саксе играл Вячеслав Чевычелов, псевдоним Челов. Это высочайшего уровня музыкант, знавший в совершенстве и джаз, и классику. Московская джазовая школа Пресняков-старший и другие его коллеги. Традиция московского кафе «Печора», одним словом.

До сих пор помню не только фантастическую музыку, но и сказочную «субтропическую» атмосферу вечера в «Камелии», этот влажный воздух и вид ночного моря с плывущими теплоходами.

А так как я прилетел из Прибалтики да еще прикупил там пару эксклюзивных вещей необычайной красоты «клифт» из индийской нежнейшей замши и такие же замшевые туфли, то кто-то пустил слух, что я сын тогдашнего министра внешней торговли Патоличева. Чушь, конечно, несусветная, но, знаете, чем больше ложь, тем больше в нее верят. Меня пригласили за одноместный столик, накрытый яствами за счет заведения. Тем более что я накануне попросил книгу жалоб и предложений.

Я-то собирался написать благодарность за великолепную музыку, но передо мной все время извинялись, пытаясь выяснить, чем мне не угодили. Наконец, я понял, что переубедить их не получится, и отрезал: «Ладно, все будет хорошо». Они долго не могли поверить и все переспрашивали, не буду ли я жаловаться. Я с трудом их успокоил.

Но музыканты действительно были превосходными. Приведу такой пример: на одной из репетиций наш минский фантастический виртуоз Коля Даниленко «вонзил» на гитаре соло. А Чевычелов у него спросил: «Ну и что ты тут наиграл? Смотри, я тоже так могу». И исполнил на флейте сверхтехничный пассаж. «Это что, по-твоему, музыка? Это туфта», Челов был неумолим. Данила запомнил его слова на всю жизнь. Вот это школа, снимаю шляпу. После этого любая нота в его импровизациях была содержательна и значима.

Фантастикой был позже и ресторан «Кавказский аул».

В этом прекрасном заведении играли минские музыканты и «Верасовцы», и «Песняровцы» Владимир Угольник и Владимир Марусич и другие.

Помню, как однажды Владимир Угольник праздновал там свой день рождения. После прекрасного ужина, где столы ломились от яств и на месте выпекался лаваш, мы танцевали под открытым звездным небом. Моей партнершей была прима Большого Людмила Семеняка.

Для Сочи это было в порядке вещей там звезды светили и на небе, и на земле. А потом мы погрузились в поджидавший нас нанятый автобус и среди ночи поехали купаться на сочинский пляж.

В другой раз минские музыканты собрались в ресторане на крыше гостиницы «Москва». И когда стали петь, меня поразили их красивые голоса это надо было слышать! Кстати, Анатолий Кашепаров пришел в «Песняры» из «Синих гитар» самодеятельной группы Белорусского политехнического института, где он пел «по блюзу». Я сам это слышал, потому что там же и учился.

А Валерия Дейнеко из группы «Менестрели» я впервые услышал в клубе минского домостроительного комбината № 2 в 1969 году. Хоть у него был и не очень громкий голос, но обладал он «фирменной» манерой исполнения в стиле Тома Джонса и Энгельберта Хампердинка. Кстати, вместе с ним в ансамбле играли талантливые ребята: на басу Валентин Пучинский, на скрипке Борис Бернштейн.

Вот путешествие Минск Рига Сочи и закончилось. Наступила эра микрофонных певцов. И, видимо, последним из настоящих в Белгосфилармонии был Эдуард Мицуль. Он гуманно держал микрофон сбоку от шеи, и все частоты прекрасно передавались. Удивительная исполнительская манера. Сейчас такую не встретишь.
--------------------------------------------------------------------------------
ГЕННАДИЙ СТАРИКОВ

Дата публикации: 14.10.2010