Записки "песняра" - фрагменты из книги воспоминаний Владимира Николаева

[Статья]

Фрагменты неизвестной жизни самого известного советского ансамбля
Наша газета начинает публикацию фрагментов воспоминаний из будущей книги лауреата премии Ленинского комсомола, композитора и артиста эстрады, "крестного отца" знаменитой песни "Вологда", бывшего участника ансамбля "Песняры" Владимира НИКОЛАЕВА.


        Как я стал "песняром"
        Меня часто спрашивают, особенно музыканты, как я умудрился попасть в такой знаменитый ансамбль, тем более в самом зените его славы. Дескать, "Песняры" - коллектив белорусский, и все в нем были белорусы. А тут какой-то никому не извест-ный парень из вологодской глубинки...
        Начать надо с того, что сам основатель и бессменный руководитель "Песняров" Владимир Мулявин - отнюдь не белорус, хотя и выглядит как стопроцентный "бульбаш", и поет по-белорусски без акцента. А родом он из Свердловска, самый что ни на есть русский. Просто служил в армии в Белоруссии, там и создал костяк будущего коллектива. После армии на родину не поехал, а стал работать с ребятами в белорусской филармонии в ансамбле "Орбита-66" под руководством Изи Каплана. Позже "команда" Мулявина выделилась в самостоятельную группу, которой дали сугубо местное имя - "Лявоны". Кстати, на первой - еще "гибкой" - пластинке, выпущенной фирмой "Мелодия" в конце 60-х годов, где была впервые записана знаменитая песня "Ты мне весною приснилась", название ансамбля почему-то было "Лявониха".
        В 1969 году в Москве проходил четвертый всесоюзный конкурс артистов эстрады. Ребята собрались туда, хотя никакой помощи от филармонии не получили. Я уже не говорю об инструментах и аппаратуре, даже костюмами им не помогли.
        Однако Министерство культуры Белоруссии было не против, чтобы молодые музыканты попробовали силы на престижном конкурсе, и даже объявило конкурс на лучшее название коллектива. Победителю была обещана денежная премия.
        Название "Песняры" придумал басист "Лявонов" Тышко. Оно понравилось и в Министерстве культуры, и самим ребятам. Только вот никакой премии Тышко так до сих пор и не получил...
        Слава к "Песнярам" после конкурса пришла мгновенно, настолько интересным и своеобразным был коллектив, созданный Мулявиным. Публика ломилась на концерты, и "Песняры" для миллионов слушателей в СССР стали как "Битлз" для всего остального мира.
        Вот в такой коллектив я и был принят - никому не известный музыкантишка, да еще из какой-то Вологодской губернии, про которую многие и слыхом-то не слыхали, где это такая находится... Но то ли так уж было Богу угодно, то ли мое упрямство сыграло роль вместе с везением. Вообще я думаю, если человек чего-то сильно захочет, то может добиться своего. А мне очень хотелось стать "песняром". Только - как?
        Тут как раз случился у меня "прокол" в родной Вологде.
        Четыре года после музучилища работал я музыкальным руководителем в клубе города Красавино, что под Великим Устюгом, но мечтал о профессиональной сцене. И решил попытать счастья в Вологодской филармонии.
        Приехал в областную столицу и не знаю, как дальше быть. Тут случайно встретился со знакомыми музыкантами. Кое с кем из них я по вечерам играл в кафе "Юность", когда еще постигал музыкальные азы в училище. А теперь они работали в филармонии, в одной из концертных бригад, разъезжавших по колхозам и деревням, приобщая сельских тружеников к прекрасному. Вот эти ребята и предложили мне по простоте душевной работать вместе с ними.
        Но не тут-то было! Оказывается, следовало пройти нечто вроде приемной комиссии, короче - ценз. Во главе этого дела стоял небезызвест-ный в Вологде певец и худрук Геннадий Иванович Соболев. Он-то меня и "зарезал". То есть признал профнепригодным для важного дела несения музыкальной культуры в сельские массы...
        Но в жизни иногда бывают странные случаи, переворачивающие судьбу человека самым неимоверным образом. Так и со мной.
        Выхожу я, убитый, после провального просмотра из зала филармонии и встречаю в фойе еще одного знакомого - саксофониста и кларнетиста Владимира Анкудинова. С ним была связана история, когда меня в училище стипендии лишили. А дело было так...
        Владимир во времена моего учения уже был профессионалом и работал вместе с тремя музыкантами. Тогда в моде были "тихоновские" квартеты - контрабас, гитара, баян или аккордеон и кларнет. Владимир в составе такого квартета часто выступал у нас в училище. Я увлекся их музыкой и попросил кое-какие ноты из их репертуара. А в ту пору у нас в коридоре училища висел плакат: "Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь". Я же осмелился играть по Володиным нотам в "храме искусства" какое-то непотребство. И хотя эта музыка не имела никакого отношения к настоящему джазу, тем более что была написана нашими советскими композиторами, но меня на три месяца лишили стипендии, которая составляла целых 13 рублей. Трагедия! Общежития не было, приходилось платить за койку 10 рублей в месяц, а у отца в деревне пенсия - 70 рублей на шестерых человек! Впрочем, выход нашелся: тогда-то я и стал прирабатывать вечерами в кафе "Юность"...
        И вот теперь этот самый Володя Анкудинов стоял в фойе филармонии и разговаривал с импозантным, хорошо одетым мужчиной. Мы поздоровались и познакомились. Оказалось, что собеседник Владимира - художественный руководитель Липецкой филармонии Владимир Абрамович Штульман. Раньше он тоже работал в Вологодской филармонии и по старой памяти привез в Вологду популярный в то время ансамбль "Новый электрон".
        "Новый электрон", как и многие ансамбли, работал с программой "концерт-бал": полтора часа концерта, а потом час - танцы в фойе. И снова - потрясающий случай: на следующий день коллектив должен был выступать в моей родной Чебсаре! Естественно, что мы договорились вновь встретиться там.
        ...За стеной в фойе Чебсарского Дома культуры шпарил танцы "Новый электрон", а мы с Владимиром Абрамовичем сидели в пустом зале и вели разговор "за жизнь". Он спросил, чем я сейчас занимаюсь и какие у меня планы. Я поведал. Он поинтересовался, что я умею, кроме музыки. "Пантомимой увлекаюсь, - ответил я, - но опыта пока что маловато". Он почему-то заинтересовался: "Покажи что-нибудь".
        Нас было двое. Он - в зале, я - на сцене. Почему-то я сразу согласился и, не стесняясь, показал, что умел. Мне показалось, что смеялся он искренне. А потом вдруг предложил: "Мы завтра выступаем в Шексне, давай с нами".
        Боже мой! Позавчера меня не приняли в "колхозную бригаду" областной филармонии, а завтра предлагают выступить в одном из лучших коллективов страны!
        На следующий день я приехал в Шексну рано и не находил себе места, пока не встретился со Штульманом. Он меня успокоил, сказав, что все будет в порядке, в чем лично я очень сомневался.
        Перед концертом мое волнение достигло предела, а когда музыканты "Нового электрона" ушли за кулисы отдыхать и объявили меня, сознание практически померкло.
        На сцену я не просто вышел, а элементарно вылетел как ошпаренный. Зрители засмеялись. Я оглядел себя со всех сторон: неужели не ту пуговицу застегнул или вообще впопыхах забыл где-нибудь застегнуть? Вроде бы незаметно провел рукой по брюкам - все нормально. Смех в зале - еще больше. А тут еще в горле пересохло, и я не хуже вороны прокаркал, что буду исполнять пантомиму. Смех зрителей перерос в хохот.
        Пантомима моя была построена на юморе и сатире, поэтому с такой предварительной подготовкой прошла на "ура". В зале веселились от души. "На бис" я исполнил еще одну короткую миниатюру. За кулисами смеющийся Штульман поздравил с премьерой и сказал: "Поедешь с нами в Вологду". - "Зачем?" - ошарашенно спросил я. "Будешь в программе. Выступаем два дня подряд, все билеты проданы".
        По пути из Шексны в Вологду огромный автобус "Нового электрона" завернул в Чебсару. Такого транспорта раньше в селе никогда не видели, и потому все население изрядно переполошилось. Это потом "электронщики" не раз заезжали ко мне в свободное время, да и не только они, но и другие известные люди. Последним из знаменитостей был в гостях Андрей Макаревич, но об этом - позже...
        А пока я спешно собирал в избе нехитрый скарб на дорогу. Взял только самое необходимое, потому что не знал, на какой срок уезжаю да и доеду ли дальше Вологды.
        Однако опасения оказались напрасными. Концерты "Нового электрона" во Дворце культуры железнодорожников прошли с большим успехом. Меня каждый раз вызывали на "бис". Это было как в сказке!
        На первом концерте, естественно, были вся Вологодская филармония и, конечно же, Геннадий Иванович Соболев. Я представил их удивление, когда они увидели меня на сцене, да еще с таким зрительским приемом. Ну да Бог им судья. Тем более что вместо "колхозной бригады" я попал в замечательный и всесоюзно известный коллектив. Хотя еще не знал, что передо мной открылась дорога в самый лучший ансамбль Советского Союза - "Песняры"...

[Олег Верещагин]

        Как меня напугала Пугачева
        Итак, мой дебют на сцене вологодского Дворца культуры железнодорожников в программе популярного ансамбля "Новый электрон" состоялся. И весьма удачно. Но я не только не возгордился, а наоборот - растерялся. Что теперь?
        Но все оказалось просто. Мне предложили ехать с "Новым электроном" дальше. А дальше - это... в Великий Устюг и Красавино, откуда я недавно безуспешно уехал в Вологду поступать на работу в областную филармонию. И вот спустя пару недель я возвращаюсь туда уже АРТИСТОМ ЭСТРАДЫ! Было от чего сойти с ума, но я не сошел...
        Конечно, это было счастье - концерты, аплодисменты, встречи со старыми друзьями. А потом - Котлас, Коряжма, Инта, Ухта, Архангельск, Воркута... Это только наши северные края, а если перечислять все города, где побывал с гастролями "Новый электрон", то бумаги не хватит.
        Вначале я только работал с номером пантомимы, но постепенно стал входить в состав. Играл на инструментах, которые были необходимы в той или иной песне, - саксофоне, флейте, разных дудочках и свирели. Но позже уже прочно занял место за клавишными, лишь иногда подменяя бас-гитариста или саксофониста.
        В ансамбль приходили (и уходили) разные певцы и певицы. "Новый электрон" был чем-то вроде школы повышения квалификации: если кто-то покидал нас, то обязательно переходил в коллектив более высокого ранга.
        Самый яркий пример - тогда никому не известная начинающая певица Алла Пугачева, для нас в те времена - просто Алла, Алка, Аллочка...
        В "Новый электрон" ее пригласил руководитель ансамбля Валерий Приказчиков. Где он высмотрел новую солистку, мне неизвестно, но была она очень талантлива, энергична и музыкальна. Алла прекрасно играла на рояле, знала и пела джаз, уже тогда обладала своеобразной манерой пения и стремилась никому не подражать.
        С ней не всегда просто было ладить, часто приходилось уговаривать петь не так, как ей хотелось, а как было принято тогда в советской эстраде. Уговоры на Аллу почти не действовали. Она была уверена в своей правоте и считала, что станет самой лучшей и известной певицей СССР.
        Однако я с Аллой как-то ладил, тем более что ее первый муж тоже был мимом. Но не думаю, что своей пластикой она обязана ему, потому что и сама в жизни была очень подвижной.
        Она тщательно следила за собой, особенно за своим лицом. Мы, общаясь с ней на репетициях и работая на концертах, разницы почти не замечали, потому что никогда не видели нашу солистку без грима, который она накладывала прямо с утра и очень профессионально.
        Но как раз из-за этого я оказался в дурацком положении, потому что если кто-нибудь вляпывается куда-нибудь не туда, то это обязательно я.
        Однажды утром мне понадобились иголка и нитка, чтобы пришить пуговицу к концертному костюму. Костюмерши на месте не оказалось, и я отправился в номер к единственной, кроме нее, женщине в "Новом электроне" - Алле Пугачевой. Вежливо постучал в дверь, а когда она открылась, попятился от неожиданности и извинился, что попал не туда. Тут незнакомая молодая дама, открывшая дверь, вдруг говорит пугачевским голосом: "Ты чего, Володя? Заходи! Я только что встала и еще не успела намазаться. Не пугайся ты! Вот что значит неженатый человек!"
        Про этот свой конфуз я не рассказал никому. Может, позже, за стаканом вина после концерта, я и повеселил бы ребят этой историей, но Алла меня опередила. Надо было слышать ее вариант! Она потешалась не столько надо мной, сколько над собой и коварством женщин, которых по утрам без грима иногда невозможно узнать. "А Вовка-то так напугался!" - веселилась будущая суперзвезда...
        Одним из первых шлягеров, спетым Аллой Пугачевой на телевидении, была песня про тарелки, которые героиня песни почему-то должна была непременно разбить. Передачу вел очень популярный в то время певец Полад Бюль-Бюль-оглы. Представляя молодую певицу, он сказал: "Запомните эту будущую звезду". Слова оказались пророческими: Алла Борисовна Пугачева действительно стала примадонной нашей эстрады. Но, увы, без "Нового электрона" и даже без "Веселых ребят", с которыми позже спела в Сопоте своего знаменитого "Арлекино"...
        Как я познакомился с "Песнярами"
        Большой цели добиться непросто. Прежде чем стать одним из "песняров", чего мне хотелось больше всего в жизни, пришлось испытать и трудности, и лишения, и даже унижения. Но из судьбы, как и из песни, слово не выкинешь. А я смолоду был настойчивым и упрямым...
        Осенью 1969 года "Новый электрон" приехал на гастроли в Москву и Московскую область. В те дни в Театре эстрады проходил четвертый всесоюзный конкурс артистов эстрады. Продолжался он три или четыре дня. Мы уговорили нашего администратора перенести концерты по области на другое время, чтобы побывать на конкурсе хотя бы в роли зрителей. Тогда-то я, как и все слушатели СССР, кроме белорусов, впервые в жизни услышал "Песняров".
        Это было что-то невероятное! После первой их песни зал замер и словно окаменел. Не то что аплодисментов - не было ни одного хлопка! Артисты растерянно смотрели со сцены, а зрители - на них. Так продолжалось несколько бесконечных секунд. А потом зал взорвался таким громом, какого стены Театра эстрады не слышали, наверное, никогда. Это было всеобщее потрясение!
        "Песняры" спели три песни, и каждая была открытием. Их долго не отпускали со сцены, но ведь это же не концерт, а конкурс. Пришлось зрителям расставаться с новыми кумирами.
        Но я, потрясенный и словно парализованный, отныне не мог представить своей жизни без "Песняров". Или я буду работать с ними, или вообще заброшу к черту музыку!
        Я больше никого не стал слушать и отправился за кулисы. Там и познакомился с ребятами, с их руководителем Владимиром Мулявиным. Понимая, что ребята устали и переволновались, я все же набрался наглости поехать вместе с ними в их убогую гостиницу где-то в районе ВДНХ. Думал - поговорим спокойно полчасика, но слово за слово, и оказалось, что уже два часа ночи. Чест-но говоря, смутно помню этот первый наш разговор о музыке, об эстраде (оказалось, они знали наш "Новый электрон" и отзывались о нем очень уважительно). Эти разговоры перебивались тостами "за искусство", за будущий успех, анекдотами и байками. Чтобы не ехать ночью через всю Москву, ребята предложили заночевать у них, благо свободные койки были.
        Так я познакомился с людьми, с которыми мне предстояло долгие годы работать вместе, разделяя сладость и горечь жизни артиста самого любимого ансамбля страны. Но в ту осеннюю ночь, засыпая на казенной гостиничной кровати, я еще не надеялся на такое счастье...

[Олег Верещагин]

        Каждый день мы встречались с "Песнярами" в Театре эстрады - на конкурсных концертах и за кулисами. У зрителей складывалось впечатление, что возможностям ансамбля нет предела ни в вокале, ни в аранжировках, ни в игре на инструментах. А меня все грызла мысль: я должен работать в этом коллективе...
        Мы вместе с ребятами отметили успех и победу: "Песнярам" присудили в конкурсе второе место. А первое решили никому не давать. Не знаю, почему жюри поступило так. "Песняры" оказались самыми достойными победы, ни один российский ансамбль не мог конкурировать на конкурсе с ними. Может, в этом и была причина - белорусские музыканты стали лучшими, но... не первыми.
        Никакого разговора о моей работе в ансамбле с его руководителем Владимиром Мулявиным не было. Только на финальном банкете я осмелился заикнуться об этом. Но он сразу ответил, что существует много проблем, однако не сказал, что это невозможно. Расспросил, на каких инструментах я играю, какая музыка меня интересует, чем я увлекаюсь. И предложил, если будут время и возможность, приехать в какой-нибудь город, где "Песняры" будут гастролировать. Там он меня с удовольствием прослушает и проверит, на что я способен. А уж после этого можно будет серьезно разговаривать...
        Первый город, куда я приехал таким образом, был Брянск. "Песняры" работали там по три концерта в день - в 15, 18 и 21 час. Между каждым концертом - часовые перерывы, в которые они умудрялись проводить репетиции. Без лишних разговоров оттачивали вокал, звучание инструментов. Нашлось время и для меня. Мулявин прослушал, что я играю на рояле и саксофоне, как я пою.
        Однако прослушивание ни к чему не привело. Мулявин не мог в одиночку принять решение о моей работе в "Песнярах": над ним еще были Мин-ская филармония, Министерство культуры Белоруссии. А у меня в Минске - ни прописки, ни жилья. Тогда, при социализме, все это было сложно... Кроме того, хотя ребята относились ко мне в общем-то нормально, некоторые "старички" были против включения в состав новенького. Я, конечно, очень огорчился, но сдаваться не собирался. Тем более что Владимир Мулявин сказал: "Не расстраивайся, подожди лучших времен". И я решил ждать.
        Я приезжал к "Песнярам" в разные города много раз и, наверное, "достал" их донельзя. Но с каждым разом чувствовал, что отношение ко мне меняется в лучшую сторону из-за моих настойчивости и упрямства. Помог и случай, когда я с очередной "ревизией" прибыл к ним на гастроли в Воронеж.
        В то время солисту "Песняров" Леониду Борткевичу - новому любимцу всех девушек СССР - грозил призыв в армию. Не хвастаюсь, но я помог ему избежать этой печальной участи, и при этом очень оригинальным способом. Дело в том, что тогда, помимо музыки, я очень серьезно занимался йогой. Пусть простят меня белорусские военкоматы, но я научил Леонида, как в течение минуты менять давление крови - и верхнее, и нижнее. Он оказался способным учеником и за несколько сеансов научился делать то что надо. Позже на медкомиссиях он успешно применил это умение и в армию не попал как молодой, но уже хронический гипертоник.
        Не знаю, что потеряла в его лице Советская Армия, но эстрада сохранила одного из лучших певцов с необыкновенным ангельским голосом, который долго украшал и вел за собой "Песняров".
        В конце 1971 года я окончательно решил уехать в Минск, хотя никто меня туда не звал и никто там не ждал. Я нашел себе замену в "Новом электроне" и, удостоверившись, что новичок полностью вошел в программу, отправился в неизвестность...

        В белорусском "подполье"
        И опять помог случай. Как-то в Кисловодске встретился я с одним администратором, который хорошо знал директора отдела эстрады Минской филармонии Колесниченко. Новый знакомый дал рекомендательное письмо, в котором попросил принять меня в Минске подобающим образом, и посоветовал захватить туда ананасы, бананы и еще кое-что из дефицита того времени. Не за один день я с трудом затарился - и в путь.
        Естественно, что с вокзала в Мин-ске, потрясенный красотой города, я сразу отправился в филармонию. Встретил там Колесниченко, передал ему рекомендательное письмо, ананас и другие презенты. Тот благосклонно принял и дары, и меня, порасспросил о своем кисловодском друге. Я не сразу сказал ему, зачем приехал в Минск, но признаться все-таки пришлось. На удивление, он не рассмеялся на мое желание работать с "Песнярами", а с сожалением посмотрел на меня. Потом сообщил, что "Песняров" сейчас в Белоруссии нет, они гастролируют на Дальнем Востоке. Так что ждать мне придется долго, а жить, как он понимает, мне совсем негде. Я только безнадежно кивнул.
        Славный Колесниченко в итоге с кем-то договорился, чтобы меня временно поселили на диване в красном уголке общежития филармонии. В общем-то неплохо: тепло, светло. Удручало только, что в этой комнате стоял единственный на все общежитие телевизор, и пока телепрограммы не кончатся, спать я, естественно, не мог. Так и ложился часа в два-три ночи, просмотрев всю телевизионную галиматью, а просыпался раньше всех, чтобы прибрать диван... Однако не на вокзале все-таки!
        С деньгами оказалось хуже. Пришлось продать свою дубленку, ребята из общежития дали на время какую-то шубу. Колесниченко пристроил меня в программу ресторана "Варьете" в качестве мима. Там можно было и поесть, и подзаработать, но мне страшно не понравилось видеть каждый вечер пьяные рожи посетителей, котором ни до музыки, ни до моего "творчества" не было никакого дела - лишь бы поплясать да поорать.
        Вскоре Колесниченко позвонил и сообщил, что "Песняры" возвращаются. Однако радости от этого было мало: ансамбль приезжал в Минск на один день, а потом сразу уезжал на Украину. Я поехал домой к Мулявину и, наверное, испортил ему единственный выходной долгим разговором. Финал встречи был традиционно ободряющим: не терять надежды, ждать. Правда, когда мы прощались, Владимир вдруг спросил, не играю ли я на тромбоне. "А что - надо? - с надеждой спросил я. - Если надо, то научусь!" Мулявин улыбнулся и ответил: "Если сможешь, было бы неплохо".
        На саксофоне я играл, но тромбон - это для меня "темный лес": ни клавиш, ни кнопок, а только две кулисы. Но если надо - стану и на тромбоне. Договорились, что, пока "Песняры" будут разъезжать по Украине, я освою новый инструмент и в следующий раз покажу Мулявину свое мастерство...
        Музыканты знают, какая огромная разница между духовыми инструментами, особенно что касается мундштуков. Значит, придется обучаться практически с нуля, менять губной аппарат.
        Старый мундштук от тромбона я нашел у кого-то в симфоническом оркестре. Мне показали азы извлечения звука, и я стал доставать всех ежедневными и ежечасными упражнениями. Окружающим было совсем невесело.
        А вскоре невесело стало мне, потому что из ресторана "Варьете" я перешел в разъездную бригаду Минской филармонии - в такую же "колхозную", как и вологодская, куда меня не приняли в начале профессиональной карьеры. Это надо же - после всесоюзно известного "Нового электрона" все вернулось на круги своя...

[Олег Верещагин]

  Как я стал "песняром"
        Итак, я один в чужом Минске. "Песняры" - на долгих гастролях по Украине, а мне, работая в составе "колхозной" бригады Белорусской филармонии, предстоит параллельно с концертами овладеть незнакомым инструментом - тромбоном. Так пожелал руководитель "Песняров" Владимир Мулявин, чтобы, возможно, принять меня в свой знаменитый ансамбль...
        Когда я собрался в путь-дорогу на первую белорусскую гастроль и пришел утром к филармонии, стало не по себе, поскольку увидел автобус, на котором предстояло колесить почти 300 километров. После привычных для "Нового электрона", в котором я прежде играл, "Икарусов", ЛАЗов и ПАЗов это средство передвижения было сплошным недоразумением. Белорусские артисты называли его "Фурцваген" - в честь бывшего министра культуры СССР пенсионерки Екатерины Фурцевой, которая, наверное, была ровесницей этого автобуса. Оказалось, что летом в нем не продохнешь от жары и пыли, а зимой околеваешь от холода. Однако артисты не унывали, а, шутя и веселясь, загрузили "Фурцваген" костюмами и инструментами, и мы отправились по городам и весям Белоруссии.
        Бригада состояла из шести человек, я - седьмой. Пятеро - люди в возрасте, которым до пенсии оставалось совсем немного. В "оркестре" - три инструмента: баян, контрабас и ударные. Ударником оказался парень, мой ровесник, с которым мы быстро по-дружились.
        Дело было во второй половине января. В клубах, где мы выступали, температура иногда была не выше, чем на улице. Зрители сидели в валенках и шубах, а мне с пантомимой приходилось работать в трико. Так что без "допинга" я очень скоро получил бы воспаление легких или почек.
        Своего тромбона у меня по-преж-нему не было, и я упорно продолжал свистеть в мундштук. Но однажды в одном клубе в углу комнаты, где мы переодевались, я увидел желанный инструмент. Увы, радость оказалась преждевременной. Это была пародия на инструмент: кулисы погнуты и даже заржавели. На нем не играли сто лет, и он был давно списан, однако директор клуба все же поторговался со мной, прежде чем уступить эту рухлядь за "пузырь", который мы тут же пустили на "обмывание" удачной для обоих сделки.
        Целый день ушел на ремонт чудо-инструмента. С помощью бензина и машинного масла кулисы тромбона кое-как стали двигаться. Теперь надо было разбираться, как на нем вообще играть. Я садился у пианино, нажимал нужные клавиши и подбирал звук на тромбоне. Однако без консультаций со специалистом эта самодеятельность могла затянуться надолго. Нужно было возвращаться в Минск.
        Я доложил администратору, что сильно простудился и выступать больше не могу. Сообщение встретили в штыки, но я собрал манатки и рано утром все-таки уехал.
        "Песняры" должны были скоро вернуться с Украины, а я пока на послед-ние деньги отдал тромбон в ремонт и договорился с одним тромбонистом, что он меня будет учить. Кстати, после капитальной чистки и ремонта тромбон оказался американским альтом фирмы "King", выглядел как игрушка и в руках моего учителя-профессионала зазвучал как надо.
        Я оказался способным учеником. А тут подвернулась работа в одном ресторане, снова появились кое-какие деньги на житье.
        В начале марта "Песняры" объявились в Минске, я встретился с Мулявиным и показал ему свои успехи. Он очень удивился, что за такой короткий срок я начал играть на таком серьезном и коварном инструменте, как тромбон. Конечно, играл я пока не ахти как, но все же...
        До середины мая "Песняры" никуда уезжать не собирались: готовили новую программу для конкурса политической песни, который должен был проходить здесь же, в Минске. Я же продолжал играть в ресторане. И вот вечером в середине апреля в ресторан зашел ударник "Песняров" Саша Демешко и сообщил, что завтра утром меня хочет видеть Мулявин. "По какому поводу?" - поинтересовался я. "Завтра узнаешь", - ответил Саша и сразу ушел, чем-то озабоченный.
        Ночью я почти не спал, а поутру буквально побежал к Мулявину. Он встретил меня с улыбкой и, немного поговорив, предложил спуститься в класс к роялю. Там достал какие-то ноты и сказал: "Вот, сыграй с листа эти каракули, а я посижу, послушаю". Я сыграл, он вроде как остался доволен и предложил прийти на следующий день на репетицию.
        Кстати, те "каракули", которые я сыграл с листа, были авторским экземпляром композитора Игоря Лученка, а песня стала одной из визитных карточек "Песняров" - ее спел Леонид Борткевич, называлась она "Олеся"...
        Снова - сутки томительного ожидания. И вот я на репетиции "Песняров". Ребята встретили меня по-доброму, хотя и несколько сдержанно. Среди них почему-то не было Валеры Яшкина, бессменного клавишника. Я занял его место за электроорганом. После того как мы сыграли вместе, они вроде бы остались довольны, а я не радовался: не понравилось, как я сыграл. И звук у органа был прямой, без движения. В "Новом электроне" использовали педали спецэффекта "вау-вау", которые мы называли "квакушками". Они подключались обычно к гитарам. Я поинтересовался у Мулявина, нельзя ли найти такую "квакушку". "Зачем тебе?" - спросил он. "Хочу попробовать ее с органом", - ответил я. Он хмыкнул. Но я-то знал, что получится хорошо, недаром использовал это "ноу-хау" еще в "Новом электроне".
        Звукорежиссер пообещал достать "квакушку" и на следующий день где-то ее раздобыл. Педаль была неновая, да еще и отечественного производства, но зато работала. Я подключил ее к электрооргану и... в звучании "Песняров" появились новые, непривычные оттенки.
        "А почему Яшкин не пользуется "квакушкой", да и вообще почему его нет?" - простодушно спросил я. Тут-то все и выяснилось... Есть такая поговорка: "Не было бы счастья, да несчастье помогло". Мое счастье оказаться в "Песнярах" было связано с Валериным несчастьем: он, оказывается, попал под машину и лежал в больнице. Ничего страшного, но до конкурса политической песни оставались считанные дни. Вот Мулявин и вспомнил про настырного парня из Вологды, который не только быстро научился дуть в тромбон, но и играет на клавишных.
        Так я стал одним из "Песняров". Пока не до конца "своим", а как бы резервным. Но это все-таки произошло!
        Я занимался с утра до вечера, входя в репертуар и звучание ансамбля. Репетировал до головной боли, до бессонницы. Но не подвел.
        "Песняры" стали лауреатами конкурса. Валерий Яшкин выздоровел и вернулся в ансамбль. А я остался. Началась совсем другая жизнь. Та, о которой я мечтал и не смел думать, что когда-нибудь эта безумная мечта осуществится.

[Олег Верещагин]

        С тромбоном - на Берлин!
        В том, что "Песняры" победят на республиканском конкурсе политической песни в Минске, мало кто сомневался: равных им в Белоруссии не было. Впрочем, и во всем СССР, пожалуй, тоже. Важнее для ансамбля была победа во всесоюзном конкурсе политической песни 1972 года. Она открывала возможность поехать в Берлин на Всемирный фестиваль молодежи и студентов. "Песняры" стали лауреатами и этого конкурса. Поездка в Берлин была обеспечена.
        Мне же, кроме конкурсных песен, нужно было осваивать всю концертную программу "Песняров", а это к тому времени был уже огромный музыкальный материал. Отдыхать не приходилось. Но я настолько был увлечен работой, что, к своему удивлению, справился с ней довольно быстро.
        В декабре руководитель "Песняров" Владимир Мулявин неожиданно дал мне ноты для партии тромбона. Я несколько опешил, потому что, увлекшись работой на электрооргане - поиском новых красок и вариантов его звучания, - про тромбон почти не вспоминал. До этого там, где нужны были духовые инструменты, Владислав Мисевич играл на саксофоне и флейте, а старший брат Владимира Мулявина Валерий - на трубе (он же - и на ритм-гитаре). Кстати, с Валерием я подружился еще до своей работы в "Песнярах" - в Минске, когда ждал там возвращения ансамбля с гастролей.
        Теперь же Владимир Мулявин начал писать знаменитую в будущем песню-балладу на стихи украинского поэта Юрия Рыбчинского "Крик птицы". В этой песне нужны были уже не два, а три духовых инструмента, то есть и мой тромбон. Пришлось срочно восстанавливать свои скудные навыки игры на этом капризном инструменте и доводить их до необходимого "Песнярам" класса.
        Тромбон пригодился и на берлинском фестивале. А пока мы отправились в Чехословакию. Там проводилась промышленная выставка СССР, а "Песняры" были включены в культурную программу. В Праге на радио мы записали две новые песни, которые позже вошли в один из альбомов ансамбля. В песне "Руже квет" я играл на органе, а в "Завушницах" - на саксофоне. Это были первые для меня студийные записи в составе "Песняров".
        До лета 1973 года мы гастролировали по Союзу, параллельно готовя в этих поездках новую программу. Месяца за полтора до берлинского фестиваля приехали на гастроли в Ялту. И тут "Песняров" постиг страшный удар...
        В Ялту мы приехали накануне концерта. Переночевали. Вечером в "Зеленом театре" - концерт. Все билеты, как всегда, были раскуплены заранее, но у касс с раннего утра толпились сотни отдыхающих, которые надеялись достать что-нибудь "из резерва".
        Вот в это солнечное утро, ставшее для нас черным, мы и узнали жуткую весть: трагически погиб Валера Мулявин, мой лучший друг из всех "песняров"... Все побережье мгновенно узнало о нашем несчастье. Версии ходили самые разные: утонул ночью в море, убили... Некоторые даже показывали любопытствующим ступени, спускающиеся от набережной к морю, на которых будто бы нашли тело Валеры. На это место кто-то из поклонников ансамбля даже принес цветы... Однако и по сию пору мы не знаем, как все случилось на самом деле!
        Сначала мы хотели отменить концерт. Но администрация уговаривала, умоляла отработать хоть как-нибудь... Главное решение было за Владимиром Мулявиным. И он, бледный и отрешенный, с мертвыми глазами на своем всегда живом, известном всей стране лице, через силу произнес: "Работаем концерт..."
        Этот концерт я не забуду никогда. Публика встретила нас громом аплодисментов, мгновенно затихших, когда на сцене появился Владимир Мулявин. Все окрестные деревья вокруг "Зеленого театра" были усыпаны мальчишками: крыши у зала не было, и с высоты можно было разглядеть кусочек сцены. Сотни людей стояли на аллеях за стенами, слушая "Песняров". Даже из Сочи приехали музыканты, отменив свой концерт, чтобы морально поддержать нас...
        "Песняры" никогда не умели работать в полсилы. С полной отдачей провели и этот концерт. Поистине кровавый концерт...
        Открывали выступление, как всегда, песней "Белая Русь ты моя" - торжественной, многоголосой. С первых же слов Владимир Мулявин поник головой, а потом не выдержал и повернулся спиной к микрофону и залу. Мы видели, как по его лицу градом катились слезы. Допеть песню он не смог, но доиграл на гитаре до конца - как всегда, виртуозно...
        Не помню, как мы отработали этот концерт - все было как в тумане. Мне постоянно хотелось плакать, особенно когда настал черед моей пантомимы. Смешить публику, корча рожи, когда где-то неподалеку в ялтинском морге лежит родной наш Валера!..
        На следующий день нас отправили в Минск. А в Ялте в морг так и не пустили... Пока Валеру не привезли в Минск, никто из нас не мог до конца поверить, что его больше нет. Увидели мы его только в фойе Минской филармонии, куда пришли прощаться с ним сотни людей. На кладбище со мной случилась истерика. В первый и последний раз в жизни...
        Вначале мы решили не ехать на фестиваль в Берлин. Но потом все же согласились: так будет лучше для Володи. Может, вдали от Минска он как-то отвлечется, забудется в работе, в репетициях.
        С трудом стали готовиться к поезд-ке. А тут еще начались козни со стороны тогдашней партократии. Нас затаскали с беседами и проверками по разным инстанциям. К счастью, это тоже отвлекало от горестных мыслей.
        Особенно лютовал Минский горком комсомола. За то, что там я на "собеседовании" не смог ответить, кто в СССР - министры нефтяной промышленности и по сельскому хозяйству, мою кандидатуру поставили под сомнение на предмет выезда. Потом вроде бы уладилось, но когда мы приехали в Москву, то в ЦК ВЛКСМ мне не выдавали заграничный паспорт чуть ли не до отхода поезда на Берлин.
        Привезли меня на вокзал буквально за 15 минут до отправления, сунули паспорт и фестивальную карточку-пропуск. Поезд, слава Богу, тронулся, я загляделся в окно на столичные окраины. А когда все же взглянул в карточку, то так и ахнул. Выписана она была не на Владимира Николаева, коим я являюсь от рождения, а на молдавскую певицу Марию Биешу! Так что я потом весь фестиваль так и проходил под этим именем. Хорошо, что у немцев были писатель Эрих Мария Ремарк и киноактер Клаус Мария Брандауэр. Так что это имя у мужчины им не в диковинку. А я был для них "просто Мария". С непонятной фамилией - то ли мужской, то ли женской.
        ...Когда наш поезд подъезжал к Минску, у всех защемило внутри. Мы уезжали дальше, на Берлин, но без Валеры...

[Олег Верещагин]

        Как мы впервые жили в капитализме
        В Дюссельдорфе нас поселили в шикарном отеле, хозяин которого в свое время работал представителем немецкой фирмы "Сименс" в Москве и хорошо говорил по-русски. Поэтому он доброжелательно относился к нам и разрешил пользоваться отельным сервисом "на халяву". А пользоваться было чем...
        Во-первых, большой бассейн с морской водой, вышкой для прыжков и подводным массажем. Там же, не выходя из воды, можно было заказать из бара пиво или чего покрепче. Во-вторых, сауна. В-третьих, спортивный зал с тренажерами и солюксом для загара. В общем - нормальные капиталистические блага для состоятельных людей.
        Не откладывая в долгий ящик, мы тут же отправились с дороги в сауну и бассейн. Понравилось. Потом посетили бар. Отлично...
        Наутро - завтрак за счет отеля, шведский стол, с которого можно было брать любую закуску и сколько хочешь. На этом лопухнулся один из представителей белорусской делегации - за-служенный артист республики, музыкант-цимбалист.
        Мы уже сидели за столами, когда цимбалист, поправив с утра свое здоровье, появился в хорошем расположении духа. Набрав закуски, он с видом победителя прихватил и единственный кокосовый орех, возвышавшийся на полке, думая, что всех перехитрил. Своим видом он очень напоминал довольного Савелия Крамарова в фильме "Джентльмены удачи", когда тот захотел опохмелиться одеколоном. Но во флаконе у крамаровского героя, напомню, оказался шампунь...
        Наш цимбалист сел со своим кокосом за соседний столик и стал ковырять трофей. Но орех оказался твердым, чего цимбалист, видевший диковинный плод первый раз в жизни, никак не предполагал. Тогда заслуженный артист Белоруссии решил кокос разрезать. Но и острый нож не справился с лохматой скорлупой. Тогда цимбалист стукнул кокосом по столу. Безрезультатно.
        Мы перестали есть и с интересом стали ждать развязки. Она наступила быстро. На стук появился официант, забрал кокос у цимбалиста и вернул на витрину. Оказалось, что кокос в меню не значился и служил украшением шведского стола. Сконфуженный цимбалист даже не стал завтракать и ушел к себе. Правда, к обеду его настроение вновь улучшилось, а запах родной водки, исходивший от любителя кокосов, стал еще ощутимее...
        Нет, зря мы с утра веселились над приключением цимбалиста, потому что вечером сами крепко обмишурились.
        Решили мы вновь посетить "на халяву" сауну и бассейн. Сказано - сделано. Сидим как ласточки по полочкам в сауне, температура приличная, пора бы остудиться в бассейне. Только собрались выйти, как заходят к нам в сауну две немецкие фемины. Мы так и остолбенели: они-то в простынях, а мы - в чем мать родила! Однако фемины, ничуть не обращая на нас внимания, скидывают простыни, забираются на полок и, обнажив свои заграничные прелести, располагаются греться и судачить о каких-то женских делах.
        В окаменевшем состоянии, уже во-всю потные, мы молча перегреваемся, но фемины никак не уходят. От жары, кажется, начинает трескаться наша кожа... Первым не выдержал Саша Демешко. Мысленно плюнув на славян-скую стеснительность, встал и спокойно, как бы невзначай прикрывая ладошкой причинное место, вышел из дверей. Немедленно бултыхнувшись в бассейн, смелый Саша торпедой поплыл к другому берегу - за плавками. По-моему, он в тот раз побил рекорд Дюссельдорфа по заплыву на короткие дистанции...
        Следом за Сашей помчались и мы. Натянув плавки и степенно плескаясь в прохладной морской водичке, ждем явления фемин народу: все-таки приятное предполагается зрелище - в простынях-то они плавать явно не будут... Но вышли они в купальниках, а откуда в сауне их взяли, до сих пор для меня остается тайной. Благо хоть эти купальники больше походили на набедренные повязочки.
        Пока слегка одетые фемины плескались в бассейне, мы решили быстренько погреться в сауне и до их прихода смыться вообще. Но на всякий случай плавки снимать не стали. И правильно. Не успели мы как следует нагреться, как в сауне вновь объявились обе нимфы. Они вошли уже в простынях, разговаривая и посмеиваясь, но увидели нас - и тут же вышли. Мы с облегчением вздохнули, прогрелись, искупались и ушли.
        Но на следующий день руководитель нашей группы сделал нам выговор. Оказалось, что дюссельдорфские русалки все-таки нажаловались на нас хозяину отеля. И знаете за что? За то что мы зашли в сауну в сырых плавках и повысили тем самым влажность! Нет, не понять нам было тогда этот капитализм...
        Однако в Дюссельдорф "Песняры" приехали не столько париться и плавать, сколько участвовать в культурной программе промышленной выставки Советского Союза. Каждый раз, когда подобная выставка проводилась где-нибудь за далеким рубежом, в ее рамках одна из союзных республик имела свой павильон и представляла там свою продукцию. На этот раз жребий пал на Белоруссию. Мы же должны были вы-ступать перед посетителями белорусского павильона. Кроме "Песняров", в концертах участвовали несколько пар из Белорусского ансамбля танцев и музыканты из оркестра народных инструментов, среди которых был и цимбалист - любитель кокосов.
        Посетителей на выставке с утра до вечера было много, так что и зрителей у нас хватало. Выступали на импровизированной сцене, сидячих мест в павильоне не было. Одни зрители по ходу концертов приходили, другие уходили. И так - весь день.
        Выставка чрезвычайно впечатляла. Даже мы, граждане СССР, и то ходили по павильонам с раскрытыми от удивления ртами. О многих производимых в Союзе товарах мы и не слышали. Оказывается, даже в родном Минске в середине семидесятых годов уже наладили выпуск цветных телевизоров "Горизонт" с пультами дистанционного управления! Другое дело, что в магазинах ни тогда, ни значительно позже этой диковины было не купить. Но на выставке такой телевизор был!
        То, что было в диковинку нам, не впечатляло иностранцев. Они толпились вокруг знаменитых суперсамосвалов "Белаз". У самого большого из трех, представленных на выставке, колеса были с одноэтажный дом, а кабина располагалась где-то на высоте между вторым и третьим этажами. Мы-то видели такой на ВДНХ, а немцам - потрясение...
        В один из дней выставку посетил канцлер ФРГ Гельмут Коль. За час до этого все вокруг оцепила охрана. Коль прилетел на вертолете, приземлившемся прямо на территории выставки. Тоже диковина для нас: Брежнев-то на вертолете сроду не летал. Однако еще диковиннее нам показалась толпа молодежи с плакатами, орущая: "Долой Коля!" Мы обалдели: ну, думаем, сейчас их разгонят дубинками, как это любили показывать на советском телевидении, повяжут и посадят, а кого-то, может, и расстреляют.
        Но ничего подобного не произошло! Полиция решительно, но вежливо остановила демонстрантов, отобрала у них плакаты, переписала фамилии с документов (у кого они были) и... отпустила восвояси. Молодежь двинулась дальше по территории выставки следом за канцлером и вновь принялась орать: "Долой Коля!" Но канцлер не обращал на протестующих никакого внимания.
        А я представил, что было бы, если бы такое случилось в Москве при посещении ВДНХ уважаемым Леонидом Ильичом...

[Олег Верещагин]

        Как я стал "крестным отцом" знаменитой песни "Вологда"
        Осенью 1976 года в Москве, в Колонном зале Дома Союзов, планировался юбилейный творческий вечер знаменитого поэта-песенника Михаила Матусовского. Естественно, что без "Песняров" такое мероприятие обойтись не могло.
        Нам выдали сборник песен разных композиторов на стихи Матусовского, чтобы мы на свое усмотрение вы-брали три песни для концерта. Пролистывая этот сборник, я увидел в нем песню с таким родным названием - "Вологда".
        О существовании этой песни я, как и все жители СССР, до этого даже не подозревал. Это уже потом я узнал, что была она написана вскоре после войны на музыку Бориса Мокроусова для какого-то спектакля. Спектакль, видно, не стал событием в театральной жизни и быстро сошел со сцены, а песню тут же забыли все, даже ее авторы.
        Естественно, я никак не мог упустить возможности прославить свой родной город. И, пробежав ноты глазами, тут же предложил руководителю "Песняров" Владимиру Мулявину сделать песню "Вологда" для концерта.
        Не скажу, что меня сразу послали. Вначале мы песню разок проиграли, а уж потом вместе с ней меня и послали по короткому, но далекому адресу. Однако до концерта было еще несколько дней. И я сдаваться не собирался.
        Жили мы в гостинице "Россия". Сборник песен я взял с собой в номер, просидел всю ночь и набросал на ноты свой первый вариант аранжировки.
        Наутро я пришел на репетицию с этим вариантом и снова предложил попробовать "Вологду-гду". На этот раз сразу посылать меня по тому же адресу почему-то не стали. Но вот когда я сказал, что в этой песне нужен еще и баян (который до этого "Песняры" никогда не использовали), тут-то на меня посмотрели как на умалишенного. Чтобы в современном вокально-инструментальном ансамбле да на гармошке играть!.. Не могу написать слов, которые товарищи по ансамблю сказали в мой адрес. Но все-таки я уговорил ребят попробовать озвучить мои каракули, нацарапанные ночью.
        У нас был портативный профессиональный магнитофон шведского производства. Он записывал на пленку несколько дорожек, и можно было сначала записать инструментальную музыку, а потом сделать наложение вокала.
        Сделали пробную запись музыки "Вологды". Прослушали. Мулявин мне говорит: "Да ты эту песню знал, а теперь прикалываешься, что вчера впервые услышал". Я клялся и божился, что это не так, однако Мулявин не поверил, но спросил, кого я вижу в роли солиста. Не раздумывая, отвечаю: "Только Толю Кашепарова, это его песня". Не знаю, почему вы-брал именно его, но в уме про себя я уже слышал, как Толя ее может спеть.
        В конце концов я все-таки заинтересовал ребят этой песней. Но они еще не представляли, какую пакость я приготовил на следующий день...
        Про баян я больше не заикался, чтобы не испортить достигнутого результата, но сам позвонил одному товарищу-москвичу и договорился, чтобы тот притащил в гостиницу свой баян. Потом втихаря от всех поговорил с Валерой Яшкиным, который уже давно выздоровел и работал с нами. Валера, как и я, закончил училище по классу баяна, поэтому, когда инструмент принесли в мой номер, мы принялись вдвоем кумекать над аранжировкой. Накидали несколько вариантов, но остановились на одном. Он и по сию пору звучит у "Песняров".
        Главное было - убедить упрямого и вспыльчивого Владимира Мулявина. Договорились, что баян на репетицию как бы случайно принесет Яшкин, который якобы одобрил мою идею и предлагает свой вариант.
        Надо было видеть физиономии "Песняров", когда Яшкин припер баян! Конечно, никто не поверил, что это его инициатива, но Мулявин, улыбнувшись и не сказав худого слова, отечески произнес: "Ну-ну... А вот интересно, где это Валерка в Москве баян нашел?" Тут настал наш черед кроить недоуменные физиономии. А поскольку ничего вразумительного мы придумать не смогли, Мулявин рассмеялся, но согласился выслушать наше сочинение.
        Тут-то и настал мой звезд-ный час. Когда записали и прослушали, все согласились, что баян не только не испортил песню, но и придал ей своеобразную и совершенно непривычную для эстрады окраску.
        Конечно, больше всех был доволен я: не мытьем, так катаньем, но добился своего! А еще мы прикинули, что концерт будет записываться, и если песня не понравится, то ее попросту вырежут.
        Но оказалось, что трансляция будет прямая - и по телевидению, и по радио одновременно. Это-то и принесло песне "Вологда" мгновенный всесоюзный успех.
        На концертах в Колонном зале была строгая традиция - никогда номера там не исполнялись повторно, "на бис". Публика там была официальная, проверенная, лишнего шума не устраивала. Но на этот раз после первого исполнения "Вологды" разразилась такая овация, что организаторы концерта даже растерялись. Что делать? Народ аплодирует, кричит "бис", со сцены нас не отпускает. И все это безобразие - в прямом эфире! Микрофоны не выключишь, телекамеры не отключишь... Поступила команда: "Пойте еще раз". Мы спели. А публика не унимается!
        После концерта растроганный Михаил Матусовский расцеловал и поблагодарил Мулявина за такой неожиданный подарок. Мне, честно сказать, было несколько обидно, будто я здесь ни при чем. Но Мулявин про меня Матусовскому не сказал ни слова. И действительно, не рассказывать же выдающемуся поэту, как посылал на три буквы настырного вологжанина вместе с его сума-сшедшей идеей - спеть под баян старую забытую песню...
        После этой прямой трансляции из Колонного зала все и началось. Со всего Союза на телевидение и радио посыпались заявки, просьбы, требования: советский народ хотел слушать "Вологду-гду" практически беспрерывно. Песня про русский город стала своеобразной визитной карточкой белорусского коллектива! И с тех пор любой концерт "Песняров" без "Вологды" - не концерт...
        Позже я уже и сам был не рад, что откопал этот шедевр. Потому что из-за одной-единственной песни все годы работы в "Песнярах" мне приходилось таскать тяжеленный концертный баян...

[Олег Верещагин]

Как мы не поехали в Японию, но побывали на Байконуре
        После Дюссельдорфа "Песняры" должны были в мае 1974 года ехать в Японию - на международный фестиваль фольклорной музыки. Но поехали не мы.
        В то время министром культуры СССР была Екатерина Фурцева, а зарубежными гастролями заправлял Госконцерт, от которого зависели все артисты. Но и Госконцерт, и Госцирк были не главными в этом деле. Кого пустить за рубеж, а кого зажать решала... дочь Леонида Ильича Брежнева - Галина. Они с Фурцевой были подругами. У министра культуры была и еще одна подруга - Людмила Зыкина. Вот это спаянное трио и вершило наши судьбы. Хочешь отправиться с концертами за рубеж - неси подарки или денежки...
        "Песнярам" этого было не нужно. Мы на зарубежные гастроли никогда не напрашивались - приглашений и запросов на нас из разных стран и так хватало. Поэтому и посылать "Песняров" туда было чиновникам невыгодно: отдачи от нас - как от козла молока. (Так случилось и с Францией, с фестивалем фирм грамзаписей в Каннах, о котором я расскажу позже.)
        В общем, вместо нас в Японию отправился белорусский "дуэт" - певец Виктор Вуячич и композитор Игорь Лученок. Понятное дело, Игорь - талантливый композитор и прекрасный мужик, его песни в СССР исполняли многие, в том числе и "Песняры". А вот какое отношение к фестивалю народных песен имел Вуячич, никто не понимал: репертуар - сугубо лирически-патриотический, а его утробный вибрирующий голос уж никак народным не назовешь. В белорусской филармонии про него даже частушку сочинили: "А сейчас вам наш Вуячич одну песню за-а-х...поет".
        Кстати, в Минске была известна про Виктора одна байка, как однажды он облажался на концерте в зале филармонии. Запел он задушевно песню: "Я сегодня до зари встану, по широкому пройду полю..." Дошел до слов "что-то с памятью моей..." - и зациклило: забыл, какие слова дальше петь. Такое иногда бывает с артистами. Повторяет Вуячич как заезженная пластинка: "Что-то с памятью моей... что-то с памятью моей..." А дальше - никак. И тут из зала какой-то поддатый мужик как рявкнет: "Да стало! Стало, ...твою мать!" Тут Виктор Лукьянович сразу вспомнил, чего петь дальше. Но поздно - зал уже лежал вповалку...
        А по возвращении из Японии обмишурился Игорь Лученок. Правда, не прилюдно, а в тесной компании "Песняров". Он нам похвастался, что купил в Японии пластинку обалденного корейского пианиста, который играет на клавишных синтезаторах. Мы были заинтригованы: вроде бы знаем всех мировых музыкантов, но "чувак" из Кореи, да еще на синтезаторах... Когда Игорь принес пластинку, сразу стало понятно, что наши подозрения были не напрасны. Смеху было много: оказывается, это был диск знаменитого американца по имени Чик-Корея, а не какого-то "чувака" из Кореи! Игорь, конечно, сильно сконфузился, а мы его потом долго подкалывали. Но он не обижался...
        Короче, вместо поездки в Японию мы репетировали новую программу, а после отпуска отправились на гастроли по нашей необъятной стране.
        Первым делом приехали в столицу Киргизии - славный город Фрунзе (или по-киргизски "Прунзе", потому что они букву "ф" не выговаривают). А теперь это Бишкек.
        Местное министерство культуры решило перед концертами устроить "Песнярам" пикник в горах. Предупредили, чтобы мы не слишком плотно завтракали, потому что будет "бешбармак" - их фирменное блюдо. Мы подумали: ну и что, ели мы бешбармак в ресторанах - ничего особенного. Не знаю, кто как, но я позавтракал плотно. И зря...
        На склоне горы под густой кроной огромного дерева для нас разложили не менее огромный красивый ковер с национальным орнаментом. На ковре - большие блюда с овощами, фруктами. Тут же - десятки бутылок с напитками разной крепости, под деревом - ящики с минеральной водой.
        Невдалеке была вырыта яма, а в ней на костре стоял большой котел - казан, в котором что-то булькало. В чистом прозрачном горном воздухе витал такой аппетитный запах, что слюнки потекли даже у всех позавтракавших.
        Нас усадили, как положено, на корточки. Женщины принесли в больших мисках что-то очень вкусное. И грянул первый тост...
        Под второй тост принесли следующее блюдо, затем - третье, четвертое... Еда уже стояла где-то на полпути от желудка к глотке, но - чудо - аппетит не проходил! Чтобы всего попробовать, не обидев хозяев, пришлось много пить.
        Тут нам предложили сделать перерыв и принять родоновые ванны в источниках, оказавшихся неподалеку. Мы с удовольствием искупались в какой-то странно приятной холодной воде, и всю тяжесть как рукой сняло.
        Снова присели у ковра, чтобы принять "на посошок" (ведь скоро - первый концерт), и тут нам объявили: "А теперь будем есть бешбармак!" Наши вытянувшиеся физиономии немало озадачили хозяев, когда на ковер вынесли блюдо невероятных размеров, в котором уместилось все содержимое казана.
        Я до сих пор не знаю, из каких компонентов, кроме мяса нежного барашка, была приготовлена эта вкуснота, но то, что мы раньше считали бешбармаком, походило на оригинал так же, как Кристина Орбакайте - на свою маму Аллу Пугачеву.
        Уезжать и работать уже не хотелось. Хотелось растянуться на чудесном ковре под шатром векового дерева и подремать этак минут 500 - 600. Но впереди было три концерта подряд и десятки тысяч ожидающих "Песняров" зрителей. А это - святое. И через два часа мы уже стояли на сцене - бодрые и отдохнувшие несмотря на все съеденное и выпитое. Концерты, как всегда, прошли "на ура"...
        Кроме концертов, мы постоянно репетировали новую программу. Так было и во Фрунзе, и в Алма-Ате. Готовили новую песню "Перепелочка". Сначала хотели петь без инструментов, а капелла, но потом решили сделать серьезную музыкальную композицию. Руководитель "Песняров" Владимир Мулявин всегда давал каждому музыканту внести свою лепту в аранжировку, а мне доверял свободу импровизации.
        Из Алма-Аты нам предстояло ехать на Байконур, в город космонавтов Ленинск. Очень хотелось устроить премьеру "Перепелочки" именно там, поэтому репетировали даже ночами. И успели.
        Ленинск - город небольшой, но очень красивый и зеленый. Оазис в пустыне. Нас там ждали давно, поэтому и пробыли мы несколько дней. Встречались с ветеранами и теми, кто только готовился к полетам, побывали на космодроме, хотели посмотреть своими глазами на запуск космического корабля, но нас отговорили, потому что после этого мы стали бы "невыездными". Но самое главное - мы узнали много интересного, о чем простые смертные тогда и не подозревали. Особенно потряс памятник в Ленинске: стела в виде ракеты, а вокруг - фигуры космонавтов, погибших во время первых космических стартов еще до полета Юрия Гагарина. Для нас это был шок...

[Олег Верещагин]

        Из Ленинска мы увозили разные сувениры. Самым большим оригиналом оказался скрипач "Песняров" Чеслав Поплавский - брат популярной в те годы Ядвиги Поплавской, чью песню "Я у дедушки живу, я у бабушки живу..." пел весь Союз. Так вот, Чеслав решил привезти в подарок своей теще баночку байконурских... скорпионов. Покуда он их вез, одна половина скорпионов сожрала другую. Куда Чеслав потом подевал остальных, неизвестно, но его теща осталась жива.
        Из Байконура мы переехали в Душанбе, где нас ожидало непредвиденное ЧП. Во время концерта в композиции "Ванька-встанька" - о борьбе русских с ханом Батыем - в самый кульминационный момент, когда грохнули ударные и шарахнула бас-гитара, сцена вдруг закачалась, а зрители вскочили со своих мест и бросились на выход. "Ничего себе эффект!" - не успел подумать я, как наш администратор замахал из-за кулис руками и заорал: "Бегом! Землетрясение!" В то же мгновение мы увидели, как по стене зала пошли трещины, и тут же ретировались со сцены. Концерты потом были отменены, но ни аппаратура, ни инструменты, слава Богу, не по-страдали.

        Как "Песняры" покоряли Канны
        В феврале 1976 года нас пригласили на международный фестиваль во Францию, в Канны. Это был фестиваль фирм грамзаписи, на который съехались со всего мира директора фирм, менеджеры и импресарио. Кроме "Песняров", СССР в Каннах представляли трио "Ромэн" и Алла Пугачева. В то время Алла работала с ансамблем "Веселые ребята", но их почему-то не пустили, и "Песнярам" пришлось аккомпанировать ей три песни. Мы встретились с Аллой как старые друзья, припомнили совместную работу в "Новом электроне".
        Из Москвы прилетели вначале в Париж, в аэропорт "Шарль де Голль". Улетать в Канны предстояло через пять часов из аэропорта "Орли", и встретивший нас представитель Посольства СССР предложил четверым желающим прокатиться по Парижу на его машине. Естественно, первыми кандидатурами на экскурсию были Владимир Мулявин и Алла Пугачева. Меня взяли третьим, поскольку я везде возил с собой два фотоаппарата и кинокамеру. В одном фотоаппарате всегда была заряжена цветная пленка для слайдов, а в другом - черно-белая негативная для обычных фотографий. Четвертым взяли пианиста "Песняров" Анатолия Гилевича.
        Поездка получилась незабываемой! Рассказывать о Париже бесполезно, там нужно побывать... Город влюбил нас в себя необыкновенной красотой и историческими местами, о которых мы знали только по книгам и фильмам. Мы прошли по Елисейским полям, поднялись на лифте на Эйфелеву башню, где в ресторане немного отведали французской кухни, пробежались по Лувру и, естественно, посетили парижскую жемчужину - всемирно известный собор Нотр-Дам. А по дороге в "Орли" напоследок проехали мимо Триумфальной арки...
        В Канны добрались, по нашим понятиям, поздно - около 11 часов вечера. Но там жизнь только начиналась. Нам сразу расхотелось спать. Еще бы! В Москве было минус 28 градусов, а здесь - 18 тепла, прекрасная набережная, Средиземное море плещется под окнами гостиницы! Правда, ни в одно из многочисленных кафе мы зайти не могли: не было денег, суточные выдали только на следующий день. Но, скинув зимнюю одежду, мы все-таки вышли из гостиницы и окунулись в море сверкающих реклам и иллюминации. В настоящем море тоже очень хотелось искупаться, но решили это дело пока отложить: назавтра предстояло много работы...
        Однако ожидание работы затянулось. На следующий день нас привезли в "Сервис-Мидэм" - большой трех-этажный особняк со множеством больших и маленьких залов с буфетами и игровыми автоматами. В каждом зале стояли цветные телевизоры, по которым крутили музыкальные программы - и джаз, и рок, и поп-музыку... Информации было столько, что в голове не умещалось. Зато можно было хорошо отдохнуть и развлечься, чем участники фестиваля и предпочитали заниматься.
        Репетировать нам оказалось негде. Поэтому днем мы знакомились с городом, а по вечерам ходили на концерты. Однажды нас свозили в знаменитый город Монте-Карло, где богатые люди со всего мира прожигали в казино ненужные им, видимо, миллионы. В это время в Монте-Карло на своей вилле жил Джон Леннон, но его мы не увидели.
        В Каннах - большая бухта, в которой стоят и небольшие яхты, и небольшие теплоходы, естественно, частные. Нам с Чеславом Поплавским удалось не только прокатиться на яхте по морю, но и немного порыбачить. На берегу, при выходе из бухты в море, был построен большой летний театр, где в основном проходили концерты фестиваля. Однако "Песнярам" отвели элитный и самый престижный зал казино, где в свое время выступали, пожалуй, все мировые звезды эстрады и оперы.
        Когда подошел наш день, мы с утра поехали ставить аппаратуру, чтобы проверить акустику и отрегулировать баланс по звуку. Ну и, наконец-то, порепетировать.
        После репетиции нас несколько огорошили французы, работавшие на сцене и в зале. Один из них довольно неплохо говорил по-русски, так как учился в Москве. Он сказал, что если нас будут принимать "на два хлопка", мы не должны расстраиваться, потому что в зале французов практически не будет, кроме элиты побережья. А будут те самые директора, импресарио и менеджеры, которые сразу начнут прикидывать, можно ли на нас заработать и сколько. И чтобы не набивать нам цену, хлопать они особенно не будут. В общем, не фестиваль, а рынок "купи-продай".
        Нас это известие не обрадовало, но что делать... Правда, перед концертом немного взбодрил один из организаторов фестиваля: дескать, вы, ребята, не волнуйтесь, а работайте как обычно, мы вас знаем, и все будет о`кей.
        ...Когда открылся занавес, у нас зарябило в глазах от количества бриллиантов, золота и других украшений, которыми были увешаны дамы в зале. После первой песни действительно раздались жиденькие, как понос, хлопочки. Мы к такому приему не привыкли, и настроение, естественно, ухудшилось. Но надо работать дальше.
        Второй была песня "Реченька", которую мы пели а капелла, без инструментов. Спели. В зале вообще - мерт-вая тишина, ни единого хлопка! Тут мы совсем упали духом: все, думаем, приехали... Не знаю, сколько секунд длилась эта тишина, но нам показалось - вечность.
        И тут произошло то, что уже однажды было в жизни "Песняров", когда они первый раз в 1969 году вышли на сцену в Москве. И сейчас, в Каннах, чопорная, сверкающая бриллиантами публика не просто взорвалась аплодисментами, а взвыла, завопила и начала колотить ладонями, не жалея холеных пальцев. Мы не верили своим глазам и ушам. Казалось, что это специально нас разыгрывают: мол, давай, Ванька, сбацай еще что-нибудь.
        Но сомнения оказались напрасными. Все-таки в зале были профессио-налы своего шоу-бизнеса. И они оценили "Песняров" по достоинству, не скрывая своего восторга. Может, и из-за того, что понимали: на нас бизнес не сделаешь, СССР никогда не отдаст свою национальную гордость - "Песняров" - на добычу капиталистическим акулам.
        Наверное, СССР был готов отдать на это дело цыганское трио "Ромэн". Но тут произошел конфуз...

[Олег Верещагин]

        У трио "Ромэн", выступавшего в Каннах после "Песняров", был прекрасный репертуар из цыганских песен. Не знаю, кто их надоумил петь перед директорами ведущих западных фирм грамзаписи, импресарио и менеджерами мировой эстрады мексиканские и бразильские песни, да еще с цыганско-рязанским акцентом... Тем более что в зале были и мексиканцы, и бразильцы, и испанцы, а уж их-то такой самодеятельностью никак не удивишь.
        В общем, со сцены трио "Ромэн" удалилось, как говорится в мире эстрады, "под стук собственных копыт". Настал черед Аллы Пугачевой, которой мы аккомпанировали три песни. Алла была уверена в своем успехе, особенно с песней "Арлекино", принесшей ей первый международный успех, правда, на "социалистической" сцене.
        Конечно, нас должно было насторожить начало ее выступления. Когда на сцене вновь появились "Песняры", зал опять взорвался аплодисментами: зрители ожидали продолжения нашей программы. Выход же Аллы Борисовны встретила тишина.
        ...В общем, надежды новой примы советской эстрады не оправдались. Каннская публика приняла ее довольно сдержанно. А нам после ее выступления пришлось для удовольствия публики сыграть музыкальную композицию на тему белорусской песни "Перепелочка", где, могу похвастаться, у меня было большое соло на органе и синтезаторе. Вся почтенная публика вновь встала со своих мест и стоя скандировала: "Браво!"
        После концерта, когда мы переоделись, нас пригласили на банкет. Мы по привычке подумали, что в какой-нибудь банкетный зальчик или в ресторан. Но "зальчик" оказался метров 60 длиной и 20 шириной. Весь пол покрывал огромный ковер, на котором расположили чуть не сотню столиков на высокой ножке для употребления выпивки и закуски стоя, а-ля фуршет. Нас встретили такими бурными аплодисментами, будто мы уже были какими-то мировыми знаменитостями.
        Тут же к нам стали подходить господа из разных стран, от которых зависело, станут ли певец или ансамбль популярными во всем мире. Нам предлагали записи и гастроли на разные сроки и в разных странах. Что мы, советские артисты, могли ответить? Разве что посылать господ к... директору нашего коллектива. А тот в свою очередь посылал их к... руководителю советской делегации - представителю Министерства культуры СССР. Представитель предлагал присылать на нас запросы в Министерство культуры, где вопросы и будут решаться. Для западных деловых людей такая волокита была абсолютно непонятной. У них все было просто: понравился артист - тут же у фуршетного столика с ним заключался устный контракт на предмет гастролей и гонорара. Мы же могли только руками разводить...
        В одном из разговоров выяснилось, что "Песняров" хотели пригласить в Канны еще в 1975 году, но тогда организаторам фестиваля из Министерства культуры сообщили, что мы заняты в правительственных концертах, а потом сразу уезжаем на гастроли по Скандинавии. Естественно, что на самом деле не было у нас тогда неотложных правительственных концертов, а уж о Скандинавии и речи не заходило...
        Уезжали мы из Канн с радостью от успеха на такой публике и горечью от собственного бесправия и от того, что все в СССР делается через задницу. Но надежды на светлое будущее не теряли. Как и положено было советским людям.
        Как "Песняры" учили "да" и "нет" по-болгарски
        Первые гастроли "Песняров" в братской Болгарии начались со столицы - Софии. Поселили нас в гостинице с дорогим для каждого советского человека названием "Плиска", которое ассоциировалось с пузатой бутылкой популярного в СССР одноименного коньяка. А через площадь от гостиницы находился магазин с тем же названием. Вполне понятно, что он и стал первым объектом нашего знакомства с Софией.
        У нас в то время "Плиска" стоила 8 рублей, а в Болгарии - три с половиной лева, то есть дешевле. В первое посещение магазина мы только визуально ознакомились с ассортиментом (суточные в местной валюте нам, как всегда, выдали не сразу), а в дальнейшем мы почти каждый день посещали это заведение и уходили оттуда, естественно, с образцами продукции.
        После первого концерта суточные нам все же выдали. Но магазин уже был закрыт, и мы отправились в гостиничный ресторан. Хотя у каждого в запасе были продукты, привезенные с Родины (которые мы и хотели размочить "Плиской"), попробовать болгарской кухни мы тоже были не прочь.
        Ресторан оказался закрытым, но из-за дверей звучала музыка. Постучав в дверь, мы жестами показали швейцару, что хотим "ням-ням", и, позвенев ключами, показали, что мы не с улицы, а проживаем в гостинице. Швейцар поднял руку и покивал нам головой вверх-вниз. Мы поняли: подождите, мол, сейчас открою.
        Стоим, ждем. А швейцар повернулся к нам спиной и тоже стоит. Снова постучали. Он обернулся, покивал головой и опять отвернулся. Вот бестолочь! И мы, ничего не понимая, стоим под дверью как дураки, пока не подошла администратор и по-русски не объяснила, что ресторан уже закрыт. Мы спрашиваем: а почему, дескать, швейцар нам показывает, чтобы мы подождали? Она-то нам и объяснила, что по-болгарски надо все понимать наоборот. Если тебе кивают головой сверху вниз, то это означает не "да", как в России, а "нет". А если качают головой справа-налево, то это не "нет", как по-русски, а "да".
        Так, познакомившись с болгарским языком жестов, нам ничего не осталось, как разойтись по номерам - без ужина и без "Плиски".
        На следующее утро я и наш певец Леня Борткевич решили съездить в центр Софии - посмотреть кое-какие товары и прикинуть, что можно приобрести на наши "миллионы". Мы так увлеклись походом по магазинам, что не заметили, как пролетело время. Взглянули на часы и поняли, что к началу концерта не успеваем. Что делать? Ехать на такси, тратя драгоценные левы.
        Однако такси в Софии поймать оказалось так же сложно, как тогда и в Москве. Наконец-то один таксист остановился. Мы садимся в машину и объясняем, куда ехать. Водитель замахал рукой, закивал головой сверху вниз и что-то сказал про "Плиску". Мы, конечно, не поняли, что он говорит, но тоже закивали головами и сказали: "Да-да, отель "Плиска"!" Он замахал уже двумя руками и снова - про "Плиску". Мы еще сильнее закивали "братушке": мол, да-да, нам очень срочно нужно именно туда, в "Плиску"! Он плюнул, махнул рукой и поехал. Позже оказалось, что таксист ехал по вызову совсем в другую сторону, но пришлось ему отвезти непонятливых русских в отель. Это нам объяснила переводчица. Никак не могли мы привыкнуть к этим болгарским жестам "наоборот"...
        Концерты "Песняров" в Болгарии прошли с большим успехом, и нас пригласили на съемку телевизионной новогодней программы. Там мы познакомились с популярными болгарскими исполнителями Лили Ивановой и Бисером Кировым. Нас попросили поздравить болгар с Новым годом на болгарском языке. С трудом общими усилиями это удалось.
        Уезжали мы из Болгарии с приятными впечатлениями, твердыми познаниями, что такое "да" и "нет" по-болгарски, и, конечно же, с пузатыми бутылками "Плиски"...

[александер]

Читал на одном дыхании. Спасибо огромнейшее!

[koresh]

Перечитал... и наткнулся на этот фрагмент (странно, что пропустил его в первый раз)

Но самое главное - мы узнали много интересного, о чем простые смертные тогда и не подозревали. Особенно потряс памятник в Ленинске: стела в виде ракеты, а вокруг - фигуры космонавтов, погибших во время первых космических стартов еще до полета Юрия Гагарина. Для нас это был шок...

Действительно интересно!
И инрересно по двум причинам:
1 - с начала 60х авторы многочисленных публикаций утверждали "со ссылкой на осведомленных людей", что Гагарин не был первым человеком в космосе. Его полету якобы предшествовали несколько стартов, закончившихся трагически, и потому оставшихся в тайне. Даже назывались конкретные имена - Алексей Ледовский, Сергей Шиборин, Андрей Митков, Мария Громова, Владимир Завадовский, Петр Долгов, Иван Качур, Геннадий Михайлов, Владимир Ильюшин. (первые публикации появились на эту тему почему то в Италии  )

...а вот официоз до сих пор утверждает, что ето все "пустой треп" и даже российские исследователи Александр Железняков и Антон Первушин, изучившие рассекреченные с начала 1990-х годов архивные документы, утверждают, что все эти истории не соответствуют действительности и единственным советским космонавтом, погибшим до полета Гагарина, был его товарищ по отряду Владимир Бондаренко - произошло это 23 марта 1961 года, но не в полете, а в результате пожара в сурдобарокамере.

2 - когда я там был (гораздо позднее, чем описываемые события), то этого памятника (в описанном исполнении) не помню...

Интересно, что там еще им рассказали "секретного"?
Может фотки какие остались (так сказать "на фоне")?

[Анатолий Вейценфельд]

Кореш, эта тема уже обсуждалась несколько лет назад. Приводились разные варианты и трактовки.
Я вот помню, в юности видел на кладбище в подмосковной деревне Шуколово (где теперь горнолыжный клуб Тягачева) памятник погибшему в 1960-м летчику, по оформлению больше похожий на памятник космонавту. (на плите была выгравирована  ракета, орбита и т.п.) Фамилия была какая-то польско-белорусская (оканчивалась на "-ич")
Местные жители уверяли нас, что это "секретный памятник космонавту, погибшему до Гагарина". Правда или нет, не знаю... 

[Игорь Козырицкий]

Очень бы хотелось прочесть эту книгу - как это сделать, кто поможет?

[Eugene]

^ Прямо на главной странице сайта же ссылка: http://www.pesnyary.com/article.php?id=1805&limit=10

[Алекс (ВЕТРОВ)]

Здесь о космонавтах, кандидатах, испытателях. Их судьбах, причинах гибели и т.д. Подробней не бывает!
"Космический мемориал"
Обратите внимание на анонс автора проекта Евг. Румянцева

http://space-memorial.narod.ru/

http://space-memorial.narod.ru/site.html

[koresh]

По ссылке http://www.liveinternet.ru/users/m007kuzya/post107862560/ можно найти фото с Байконура, а Американский памятник выглядит вот так -

[ans-san]

Куда-то всех понесло!

[Алекс (ВЕТРОВ)]

"Понесло" нормально. Космонавтика для СССР такое же непроходящее значимое слово как и ВИА "Песняры"!!! Это наша история! 
Нитью незримою...
...Хочу сразу признаться: мне искренне жаль, что далеко не все места в зале «Космоса» были заняты во время концерта ансамбля «Песняры», который празднует в эти дни свое 25-летие.
...От души желаю, чтобы все прошло гладко и 3 октября на площадке "Космоса" "грянула" настоящая музыка! Уверен, "Песняры" жителям города, придущим на концерт, понравятся. А как иначе, они у вас молодцы.

[Алекс (ВЕТРОВ)]

Фото группы «Лявоны Песняры» выступление в ДК "Космос" г.Кирова.
Так или иначе, основатель песняр Демешко и работал в ней другой, автор записок которым и посвящен этот топик - В.НИКОЛАЕВ!